Слухи о смерти глянца, которые распространяет режиссер Мэтью Боурн в спектакле "Дориан Грей", несколько преувеличены.
Мэтью Боурна мы знаем не так давно, но очень любим. С тех пор как он привез в Москву "наше все" - "Лебединое озеро" в своей собственной, мужской интерпретации. С этих же пор мы считаем его образцом европейской продвинутой раскованности и счастливого умения совместить высокое искусство с близостью к широким зрительским массам.
Но если "Лебединое озеро" было экзотической птицей, явным европейским импортом, то "Дориан Грей", постановка Боурна, завершившая нынешний Чеховский фестиваль, производит такое впечатление, будто ее делал режиссер, живущий и думающий в реалиях и пределах Садового кольца. История про официанта, который по воле коварной модной стервы-издательницы превращается в культовую фотомодель, а потом со съехавшей от глянцевой жизни крышей устраивает вокруг себя самурайское мочилово, очень наша - и по духу, и по стилю. И это внушает некоторое беспокойство. Мы-то надеялись на то, что проблема глянцевой жизни и ее изнанки во всей остальной Европе является крайне периферийной.
С другой стороны, известие о конце эпохи глянца, чему, по свидетельству самого режиссера, посвящена постановка "Дориана Грея", вызывает примерно такое же тоскливое раздражение, как растянутые на много лет уходы на пенсию некоторых спортсменов и звезд шоу-бизнеса. Справедливый вопль "Гламур за...л!" за...л так же, как и сам гламур. Главным образом потому, что заранее известно: конец - это тоже самореклама, один из компонентов кассовой атаки. Поэтому, собственно говоря, спектакль о современном Дориане Грее, сломавшемся на глянце, сам ни в одной мизансцене и ни единым жестом не отказывается от глянцевой поверхности. И соблюдает железный закон жанра: если на сцене появился череп, то он либо репродукция Энди Уорхола, либо реплика Дамиена Херста.
Попытка преодолеть искушение, для начала ему поддавшись, - это чаще всего самообман, в искусстве - почти всегда. Создатели "Дориана Грея" самозабвенно воспроизводят фактуру современной ла дольче вита и не успевают (или уже не могут) сделать тот шаг, который позволит им получить иную художественную перспективу. В результате музыка, сочиненная Тэрри Дэвисом, не отличается от музыки, которую исполняют в продвинутых клубах. Хореография (авторство которой в программке забавно обозначено "Мэтью Боурн и труппа") идеально мимикрировала под танцы на крутых дискотеках. Декорации может позавидовать журнал, специализирующийся на современных интерьерах, то же относится и к костюмам (и то и другое - Лез Бразерстоун). Маловероятно, что юное поколение после боурновского "Дориана Грея" потянется к Оскару Уайльду, зато московская театральная публика узнала, чем и как живет находящийся по соседству "Б-2". Тоже небесполезно.
Выбор
Три знаменитых балета Мэтью Боурна
1. "Щелкунчик" (1992)
Герой сказки Гофмана представлен в виде робота, который вторгается к детям в рождественскую ночь. Балет впервые был показан в детском приюте.
2. "Лебединое озеро" (1995)
Действие балета Чайковского перенесено в Англию. Все партии лебедей исполняют мужчины. В финале все персонажи гибнут.
3. "Кармен" (2000)
Роковую героиню Бизе-Мериме Кармен танцевал мужчина. Постановка подверглась резкой критике за гомосексуальный уклон.