АЛЕКСЕЙ ИВАНОВ: НЕУЖЕЛИ НАШ УДЕЛ - "ДИКОЕ СЧАСТЬЕ"?

Главная Жизнь 01:01 30 Мая 2006 159

Алексею Иванову 36 лет. Живет в Перми. После окончания Уральского университета преподавал в школе и вузе, работал журналистом и гидом-проводником в турфирме. Известность пришла к нему два года назад, когда несколько издательств почти одновременно выпустил

Неверов Александр

Напечатать

- В ваших книгах большую роль играет место действия - Пермский край, его природа, история. Почему эта тема для вас стала главной?
- Говорят, писать надо либо о том, что ты знаешь хорошо, либо о том, о чем не знает никто. Я выбрал первый вариант... Но дело еще и в том, что на Урале достаточно ярко выражен самобытный культурный код. Я и сам сформировался под его влиянием, поэтому он мне органичен. Дело не в экзотике, а в разнице исторических судеб и жизненных укладов регионов.
Например, на Урале в XVIII -XIX веках существовала так называемая горнозаводская цивилизация. Этот край - своеобразный офшор XVIII века. Здесь была особая форма землевладения, при которой даже крепостной крестьянин мог оттяпать у своих господ огромную территорию. Тут не действовали гражданские власти, потому что Урал был полностью военизирован. Горное дело, то есть производство пушек, считалось частью военного дела, и регион жил по Горному уставу, а управляли им генералы. Тут коррумпированное государство срослось с бизнесом, и все законы были направлены на его укрепление. Например, беглый крестьянин, изловленный в центральной России, подлежал возвращению хозяину, а на Урале оставался при заводе. Здесь в XVIII веке прошли первые русские приватизации, и в результате у государства на Урале осталось всего два завода, а остальные "уплыли" в частные руки. На Урале иным, не аграрным, был ритм жизни... Впрочем, перечислять можно долго.
- И как это сказалось на менталитете людей?
- Уральцы оказались более инициативны и социально подвижны, чем российские крестьяне. Например, первая российская фирма возникла в 1864 году на Урале, на реке Чусовой, при заводе графов Строгановых. Уральский менталитет Мамин-Сибиряк очень точно назвал "диким счастьем". Это когда человек ради сказочной удачи способен на титанические усилия. Но, заполучив удачу в руки, он не пускает ее в дело, а творит немыслимые чудачества, от которых даже сейчас становится не по себе. Например, когда во второй половине XIX века екатеринбургские золотопромышленники Зотов и Рязанцев поженили своих детей, они устроили свадьбу, которая изо дня в день продолжалась целый год.
- А сейчас жителю Урала, в генах которого заложена склонность к предпринимательству, легче приспособиться к рыночным условиям?
- В тех местностях Урала, где наследие "горнозаводской цивилизации" мощнее, пожалуй, да. Но везде свои особенности. Например, Пермь всегда была бюрократическим городом - она и сейчас длинная, низкая, инертная, с волокитой, с каким-то потаенным, скрытым движением жизни. А Екатеринбург - исторический близнец Перми - совсем иной. Вот здесь-то и пылает "дикое счастье". Город развивается чуть ли не взрывообразно. Новостройки полезли на старые дома, на тротуары, друг на друга. И сама жизнь здесь словно понеслась вскачь. Это ведь на екатеринбургском кладбище находится аллея новых русских, где похоронены убитые в разборках "братки". Здесь высится шеренга гранитных памятников рыцарям первичного накопления с сотовыми телефонами в руках. Только менталитетом "дикого счастья" можно объяснить, зачем, например, местные бандюганы стреляли по зданию областного правительства из гранатомета. И дело не только в "братках". "Дикое счастье" России навязал екатеринбуржец Борис Ельцин. Местные политики, бизнесмены, художники и даже священники ведут себя в том же духе и ныне.
- "Географ глобус пропил" - фактически "школьный роман", хотя в нем взрываются многие стереотипы жанра. Чем, на ваш взгляд, сегодняшняя молодежь отличается от старших братьев, не говоря уж про отцов? Какие опасности подстерегают ее?
- Главная беда провинциальных школьников (столичных я не знаю) не в недостатке воспитания, не в пристрастии к дурацкой музыке или к пиву, а в потрясающей нехватке того, что я назвал бы гуманитарностью образования. Я имею в виду крайне узкий круг мировоззрения школьника. Подростки видят очень-очень маленькую часть мира, и далеко не все из них в этой части могут существовать разумно. Скажем, мальчишка - по природе талантливый музыкант (или художник, или врач - неважно). Но в его районе есть только училище, которое выпускает автослесарей. И он вместе со всеми пойдет учиться на автослесаря. В этом случае рано или поздно его жизнь кончится крахом. А все потому, что в юности некому было направить его туда, к чему у него была душевная склонность.
- Как "некому"? А школа?
- Школе сейчас не до этого - она занята выживанием, борьбой с нововведениями, которые в основном и направлены на ее разрушение.
- Но герой вашего романа Виктор Служкин, хотя педагог, мягко говоря, не идеальный, однако стремится выработать у ребят именно умение ориентироваться в окружающем их реальном мире...
- В сегодняшней школе больше всего меня беспокоит просто-таки выжигание человечности, замена души технологиями. Может быть, самое главное в отношениях учителя и ученика - человеческое участие, стремление разобраться в характере ребенка и сказать, что ему делать в жизни дальше. Если этого никто не скажет, подросток вряд ли догадается сам и пойдет по пути наименьшего сопротивления - будет зарабатывать деньги наиболее доступным способом.
- В интернете на вашем сайте висит письмо Сергея Лукьяненко, где он вспоминает о том, как вы познакомились в 1989 году на семинаре фантастов и после этого не виделись. Лукьяненко пишет, что вы были самым интересным и перспективным из участников семинара. Удалось ли вам наконец встретиться?
- Когда к Сергею пришел большой успех, он написал это письмо, чтобы помочь мне с выпуском моих произведений, которые когда-то ему нравились. Однако к тому времени и мои дела стали налаживаться. Сергей поспособствовал изданию моих ранних фантастических повестей, и за это я ему благодарен. Впрочем, более всего я благодарен ему за то, что он не забыл меня, и еще за то, что он не боялся своей симпатии к моим текстам даже тогда, когда в среде любителей фантастики это считалось дурным вкусом.
- Кем вы себя чувствуете по преимуществу: историческим автором, фантастом, бытописателем современности?
- С фантастикой я завязал - и давно. Это у меня было возрастное. А что касается истории и современности... Все-таки я чувствую себя скорее автором, пишущим о сегодняшнем дне. Исторические сюжеты нужны мне, скажем так, для решения философских и социальных вопросов, которые актуальны и в прошлом, и сейчас. Ведь прошлое - как слой чернозема для свежей травы. Обращение к нему дает ощущение неслучайности нашей нынешней жизни, ее связи с историей твоего народа и твоей земли.
- Еще год назад вы сетовали, что в Перми отношение к вашему творчеству более прохладное, чем в столице, что, конечно, странно: благодаря вашим книгам интерес российского читателя к Пермскому краю значительно вырос. Изменилось ли что-то с тех пор?
- Нисколечко.
- Ну, как же, если в Перми проводятся даже экскурсии по местам, описанным в ваших книгах...
- Что касается экскурсий - это мне, конечно, льстит. Но это чья-то частная инициатива. Какой-либо общественной востребованности я не чувствую. А недавно на одной из встреч со студентами университета я узнал, что наша продвинутая молодежь воспринимает меня кем-то вроде местного олигарха от гуманитарности, который гонит на российский рынок пермскую экзотику, причем торгует ею в евроупаковке. Такой вот продавец Родины...
- Может быть, дело в вашем характере - существует мнение, что вы непросты в общении. Хотя вот сейчас мы вполне мирно беседуем...
- Не знаю, откуда взялось мнение, что я ужасно тяжелый, страшно обидчивый. Мол, стоит мне слово поперек сказать, так я сразу за нож хватаюсь. Я никогда не плакал, не впадал в истерику, не хлопал дверями, не оскорблял никого, не матерился - ничего подобного. Вроде нормальный, вменяемый, надеюсь, воспитанный человек без всяких отклонений в психике. (Смеется.)
- Бог даст, все недоразумения рассеются. А я в заключение поздравляю вас с новой книгой. Для каждого автора это серьезное событие.
- Спасибо. Хотя это не столько радость, сколько испытание. Книга - самая свежая, а роман - самый старый, написанный в 1992 году. Тогда и надо было его критиковать... Но, к сожалению, на орехи, если я и получу, то именно сейчас.

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 20421

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...