ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАШ ДЯДЯ

Главная Жизнь 01:01 20 Ноября 2008 132

Аллочка Репина родилась в самой обычной семье: жили в коммуналке, советские традиции уважали, вечерами - телевизор, в праздники - стол с оливье. Ну не совсем в обычной: ходили в филармонию, читали толстые журналы. Предки были дворянами. Кроме этих перегиб

Воробьева Евгения

Напечатать

Из-за границы пришло письмо, после которого Аллочкины папа и мама долго шептались. А потом Аллочке торжественно сказали, что скоро к ней из Праги приедет дедушка.
- Дедушка Леша? - удивленно спросила девочка. С дедом они виделись часто. И она никак не могла понять, почему родители ведут себя так таинственно.
- Нет. Его брат, дедушка Павел. Это мой дядя. Но об этом, чур, с подругами не болтать! - предупредил папа.
И вот в дверь позвонили. Девочка побежала открывать. На пороге стоял седой человек небольшого роста. Павлу Репину было тогда уже под 70. Но называть его дедом Аллочке совсем не хотелось. Это было слишком неподходящее слово. Видимо, мешала его военная выправка, а еще - нездешность всех его жестов. Он прошел в коммунальный коридор, заставленный коробками и давно сломанными велосипедами. Поцеловал руку Аллиной маме. Та смутилась:
- Вот так и живем... - беспомощно развела она руками.
- Не беспокойся, хозяюшка! Я еще и не то видал, - улыбнулся дядюшка.
Что же такого Репин повидал за свою жизнь, Алла узнает позднее. Вернее, потратит годы, чтобы в подробностях раз-узнать, как все это было.
Из того, что он рассказывал, больше всего ее, советскую девочку, поразили две истории: одна - о революции, а другая - о Ленине. Они в пух и прах разнесли помпезные картины главного события советской истории.
Павел Репин был гардемарином: учился в Морском корпусе. Его ожидало блестящее будущее. Но впереди был октябрь 1917 года, 25-е число.
В тот день он, как обычно, был в корпусе. Шли занятия. И вдруг поползло: в Зимнем дворце теракт. Матросы пробрались на крышу и бросили бомбу. Повреждены пол и мебель. Жертв нет. "У нас как раз был урок: обсуждали с преподавателем по минному делу, какой могла быть бомба", - рассказывал Репин. Потом слухи уточнились: пьяные матросы ворвались в плохо охраняемый Зимний, изгадили все, что можно, обнаружили в подвалах винные бочки и перепились. "Вот и вся революция. А большевики-то во главе с Лениным тем временем объявили себя законной властью".
- А как же выстрел? Выстрел "Авроры"? А штурм Зимнего? - спрашивали изумленные Репины.
- Выдумки, все выдумки! - посмеивался дядя Павел. - Все товарищ Ленин выдумал.
Самого Ленина Павел Репин видел в сентябре 1917-го. И был свидетелем ораторского провала Владимира Ильича. Тот стоял на балконе особняка, отобранного большевиками у балерины Кшесинской, и агитировал. Репин и его друзья-гардемарины стояли в первых рядах и откровенно издевались над агитатором.
- Браво, балерина! Балерина! Гони антраша! - орали они во всю глотку.
- Да помолчите вы, барчуки! - шикали на них матросы.
Но гардемарины не унимались:
- А что, там не Кшесинская? Нет? Мы, братцы, близоруки, без очков... Кто там? Вроде тоже складненькая.
- Вот контра! - шипели матросы.
- Это ж товарищ Ленин, вождь большевиков, - объясняли контре сознательные товарищи.
Тогда гардемарины переходили на немецкий язык:
- Хайль, Ленин! Приветствуем немецкого агента!
Связь лидера большевиков с немцами сомнений не вызывала.
Каково же было слышать все это девочке, привыкшей к образу вождя! Каково было увидеть живого белогвардейца, симпатичного и образованного человека, а вовсе не злодея-меньшевика из советского кино - с бегающими глазами и противным тенорком.
Родственник уехал, но оставил сильнейшее впечатление. Алла окончила журфак и сразу же занялась поисковой деятельностью, раскопала множество неизвестных подробностей нашей истории. Постепенно образ дядюшки подзабылся. Но когда поиски заставили Аллу погрузиться в эпоху Гражданской войны, романтический образ юного гардемарина возник сам собой. Алла решила разыскать пропавшие бумаги родственника. В 1945 году его личный архив был перевезен в СССР вместе с огромным Пражским архивом русской эмиграции и пропал. Павел Репин, приезжая в СССР, несколько раз подавал запросы в архивы Москвы и Ленинграда, но ему отвечали категорическим отказом: "Ваши бумаги в нашей описи не значатся". А его внучатой племяннице вдруг повезло. В 2004 году она пришла в Государственный архив военно-морского флота и тут же получила на руки несколько ветхих тетрадей, неразборчиво исписанных карандашом. "Быть может, удастся мне впоследствии прочитать эти строки и самому удивиться рассказанному? А если меня убьют - пусть другие прочтут мой дневник и узнают о похождениях одного гарда..." - прочла она строки, будто обращенные непосредственно к ней сквозь почти столетие.
Это была настоящая одиссея. Постепенно перед ней стала разворачиваться страшная судьба человека, которого она запомнила всегда улыбающимся и полным оптимизма.
Павел Репин родился в 1898 году . Революция застала его в стенах Морского корпуса. У юнкеров созрела "невинная" мысль: проникнуть на телеграф и по всей стране разослать телеграммы: "Революционный комитет - самозванцы!"
На следующий день к Репину попала записка от Жондецкого - друга, учащегося в Михайловском артиллерийском училище. В записке было только три слова: "Репа, вобьем гол?" Репин торопливо нацарапал ответ: "Жондюша, вобьем!"
Но "вбить" так и не удалось. Почуявший неладное мичман не пустил гардов в увольнение. Потом им рассказали, что произошло в тот страшный день. Кадеты и юнкеры, без оружия, в сопровождении боевых подруг, подошли к телефонной станции. Ее охраняли солдаты - простые деревенские парни. Они не понимали, что происходит, только молча хлопали глазами. Молчали и кадеты. Кто-то должен был начать.
Вперед вышел Жондецкий.
- Земляки, за что воюем?
- Дык Керенский, жид, Россию немцам продал; надо бить всех жидов.
- А Троцкий ваш кто?
Солдаты были сражены логикой Жондецкого.
Пользуясь смятением, Жондюша угостил солдат табаком. Станция была завоевана.
А днем пришли красные матросы. Расправа была мгновенной. Вечером тела кадетов и юнкеров доставили в больницы Петрограда. Среди покойников был и Жондецкий. Репин избежал смерти, но лишился друга.
Теперь ему была одна дорога - к белым. Павел узнал, что в Мурманске вроде бы зреет антибольшевистский заговор. Он ринулся на север. И приехал - в тонкой шинелишке и лакированных ботинках. Над его ботинками смеялся весь Мурманск. Репин страшно замерз. Заговор уже был давно раскрыт. У красных он служить не мог. А иностранцы отказывались брать на свои суда русских: "Развалили свою армию, развалят и нашу".
Из Мурманска гардемарин бежал в Кравотынь, что в Тверской области, родовое гнездо Репиных. Там до него долетели слухи, что в Ниловой пустыни появились странные матросы. Называют себя красными, а сами клятвенно обещают настоятелю не трогать монастырского имущества. И не трогают! Репин поехал разобраться и наткнулся на своих же товарищей-гардемаринов. Вид они имели самый пролетарский - оборванные, заросшие. В них невозможно было узнать воспитанников блестящего учебного заведения. Но красными они только притворялись - на самом деле ждали сигнала для наступления на революционный Петроград. Репин остался, чтобы вместе со всеми играть этот спектакль: красные матросы одной рукой арестовывали и подавляли контрреволюцию, другой - освобождали из-под ареста. Морально это было очень тяжело.
"Арестовывали женщину, которую обвиняли в агитации против советской власти. Вдруг в комнату быстро вошел какой-то старик, белый как лунь.
- Вам кого? - вскрикнул он, хватаясь за голову и обводя нас взором.
- Машу! - со стоном ответил муж.
- Машу! Машу! - повторил старик, точно не понимая смысла. Потом вдруг затрясся, опустился на колени и, упав головой к ногам комиссара, навзрыд зарыдал, стуча лбом об пол. Я еле держался на ногах.
Слезы подкатили к горлу, на душе была тоска - ныло сердце... Я вышел в сени, не желая видеть происходящего. Боже, что я делаю, думал я. Арестовываю совершенно невинных людей, святых. Я, приверженец царской власти, схватываю их для того, чтобы передать в руки убийц, которых сам ненавижу и для гибели которых пошел на их службу... Я выбежал во двор. Меня начало рвать, кровь пошла носом".
Но вскоре двусмысленную флотилию разогнали. Репин чудом избежал ареста и по подложным документам перебрался в Финляндию, где формировалась Северо-Западная армия. В Гатчине ему довелось общаться с Куприным.
"Мы остались с господином Куприным одни и разговорились. Он поставил на стол бутыль контрабандного вина и сидел, дымя махоркой:
- Я рощу табак. Меняю его на контрабандное вино у соседа еврея. Сына этого соседа вчера расстреляли. Дурак, интеллигентный юноша, 20 лет: стал вслух возмущаться публичными повешениями. Бог мой, какая тяжесть на сердце! Кругом химеры. Представьте, наш гатчинский обыватель с полгода питался слухами, что России идет на помощь весь православный мир. Болгария, Сербия, Греция - они ведь нам многим обязаны. У всех в головах: кто-то со стороны обязан спасти Россию. А сами-то?"
В 1920 году Репин был назначен мичманом на флагманский корабль "Генерал Алексеев". На этом корабле в составе эскадры Свободных военно-морских сил по приказу Врангеля он отправился в далекий Тунис - город Бизерту.
Команда корабля не захотела покидать родину, и потому судно осталось без матросов и кочегаров. Командир призвал в матросы пассажиров. Корабль напоминал Ноев ковчег: бывшие присяжные поверенные и помещики - в качестве матросов и кочегаров, их жены и дети - пассажиры, животные - на прокорм. В дороге начались эпидемии. В Бизерте эскадра должна была ждать сигнала, чтобы вернуться и продолжить борьбу с большевиками. Так они думали...
Вечером одного жаркого дня Репина окликнул кочегар Франк, бывший присяжный поверенный из Харькова.
- Хочу с вами кой о чем переговорить, вашескородие. Я давеча случайно слышал один разговор, - начал он, озираясь.
- Не желаю подслушанное слышать, - резко оборвал Репин.
- Врангель продал наш корабль французам. Ваше дело было привести эскадру во французский Тунис. И тю-тю - испариться.
- Как это?
- Так. Я знаю. У меня связи. Не спрашивайте какие: высокие связи.
Кочегар-юрист с высокими связями был прав. Оказалось, корабли - по-нашему, по-русски - продали Франции за царские долги, а про людей забыли... Отчаяние, голод, моральное разложение, эпидемии бубонной чумы и холеры - так прошел год, прежде чем у мичмана Репина появилась возможность вырваться из тунисского заточения в Прагу.
Там и закончилась одиссея гардемарина Репина. Он жил в Чехословакии. Издавал журнал "Звено", в котором печаталась Марина Цветаева, работал на заводе электриком, женился... В 1968 году прятался от советских "освободителей" в железнодорожном вагоне. Он растерял всех своих товарищей, а сам дожил до 90 лет. Его записки стали основой книги "Черный гардемарин", которую написала его внучатая племянница Алла.
Закончив книгу, Алла поехала в Бизерту. Не одна, а с сыном. Потомок славного рода Репиных своими глазами должен был увидеть эти места. Это был уже 2008 год. Они навестили могилы товарищей деда по эскадре. Но главным было найти дочь одного из капитанов, 97-летнюю Анастасию Ширинскую. Запросы в посольстве результата не дали. Поэтому приезд свой Алла подгадала под праздник Троицы, чтобы в русской церкви Бизерты отыскать хоть кого-нибудь, кто знает старуху. Она вошла в храм и спросила у первой женщины:
- Простите за вопрос. Вы не знаете, как нам найти некую Ширинскую?"
- Конечно, знаю. Я помогаю ей по хозяйству.
Алле опять повезло, как везло всегда в расследовании этой истории. Через несколько минут они уже перебирали старые снимки в гостеприимном доме Анастасии Александровны.
- Похож на деда! - заметила старуха, глядя на сына Аллы. И тут же спросила: - Ну как там, в Совдепии, дела?
Алла не знала, что ответить на этот вопрос. Но поняла: ни для этой старушки, семилетней девочкой встретившей октябрьский переворот, ни для Павла Репина Гражданская война никогда не закончится.

Напечатать

Жизнь 00:04 / 19 Апреля 2024 11946

Итак, она звалась «копейкой»…

В этот день в 1970 году с конвейера сошел первый ВАЗ-2101

Артем Скворцов

Труд

19 апреля 1970 года со сборочного конвейера Волжского автозавода сошел первый автомобиль ВАЗ-2101, прозванный в нашей стране «копейкой». Советскому человеку эта машина, прототипом которой являлся итальянский «Фиат-124»,...