АНДРЕЙ МИХАЛКОВ-КОНЧАЛОВСКИЙ: "С УДОВОЛЬСТВИЕМ ЧИТАЮ ГАДОСТИ О ДРУГИХ"

Главная Жизнь 01:01 31 Октября 2007 159

Михалков-Кончаловский отмечает 45-летие творческой деятельности. В кинотеатре "Художественный" идут ретроспективы фильмов, снятых им на Родине (вход бесплатный).

Стародубец Анатолий

Напечатать

Его западные картины показывают в мультиплексе "Октябрь". Театр Моссовета дает чеховскую "Чайку" в его постановке, Театр на Малой Бронной - "Мисс Жюли", а в ЦДЛ прошла презентация мюзикла "Преступление и наказание". Из новинок кино следует назвать "Глянец", выпущенный режиссером в августе, и "Щелкунчик", съемки которого только что завершились. Несмотря на возраст (в августе отметил 70-летний юбилей), Михалков-Кончаловский обнаруживает завидную работоспособность и востребован не только здесь, но и на Западе, где его знают лучше других российских кинематографистов.
- Андрей Сергеевич, вы начинали еще при Хрущеве. Какие времена считаете самыми благоприятными для свободы самовыражения?
- Для создания произведения искусства нужны не свобода и не деньги, а люди, способные его понять. Во времена античности, когда процветало рабовладение, были созданы великие памятники культуры, в Средневековье, когда на кострах жгли за инакомыслие, творил Сервантес, а Шолохов написал свои лучшие книги в сталинскую эпоху. Великий художник не тот, кому дали много свободы - свобода внутри тебя. Поэтому говорить нужно о публике, способной к восприятию искусства. Сейчас таких людей становится все меньше. Так же, как все меньше тех, кто понимает толк в блинах, и все больше любителей гамбургеров. Как пессимистично заметил Шпенглер в "Закате Европы", Рубенс, конечно, останется в музее, но лет через 300 вряд ли найдутся люди, способные оценить художественные качества этого куска материи, испачканного масляными красками. Теперь рынок определяет предложение. А он становится все уже. Хитроумные американцы придумали замечательные формулы "свобода информации" и "свобода выбора" и наводняют мир своими фильмами. Приезжаете вы, например, в какой-нибудь маленький итальянский городок, где три кинотеатра, и действительно получаете свободу выбора: там идут три разные американские картины. А итальянских фильмов нет.
- Не говорит ли в вас обида на Голливуд, где вам не дали выбиться в разряд "первачей"?
- Думаю, мне повезло, что не получилось с коммерческим кинематографом. В Голливуде я снимал авторское кино, кроме "Танго и Кэш", и большие кинокомпании считали меня неудобным, "трудным" постановщиком. Я был избалован той свободой, которая, как ни странно, была при советской власти у режиссеров на съемочной площадке. А в Америке от постановщика мало что зависит, если только он не Спилберг. Сказал продюсер, предположим, Ридли Скотту, что в "Гладиаторе" такой-то сцены не будет, и тот вынужден как-то выкручиваться.
В Россию я вернулся потому, что появилась возможность свободно отсюда уезжать. Если бы железный занавес оставался, я бы здесь не жил. Потом опять наезжал в Америку, снял там "Одиссею" и "Лев зимой". Но это были другие времена. Сам Голливуд был другим. Мартин Скорсезе мог ставить "Таксиста" с Де Ниро. А теперь он делает "Авиатора" с Ди Каприо. В кинотеатры пришла другая публика, тинейджерам нужны блокбастеры. Социальные проблемы ушли из кинематографа.
Сегодня режиссеры рекрутируются в кино, как правило, из рекламы, где главное - удовлетворить заказчика. За это и платят большие деньги. Я сам снимал рекламные ролики и знаю: ни о каком художественном самовыражении речи там не идет. "Вам это не нравится? А если сделать так? А хотите эдак? Понравилось? Вот и хорошо". А я был другим. Мне нужно было думать, искать.
- Видели ли вы новый фильм вашего брата Никиты Михалкова "12", где пропета песня офицерской чести? Не полемика ли это с вашей картиной "Дом дураков", в которой российское воинство в Чечне показано в неприглядном свете?
- У нас полемика идет еще с юности. Можно сказать, что "Свой среди чужих" - это его ответ на моего "Первого учителя". Мое "Дворянское гнездо" - его "Обломов", моя "Ася Клячина" - его "Родня". И в концепции "12", безусловно, чувствуется спор со мной. Мне комментировать этот фильм сложно. Не суди, да не судим будешь. Никита Сергеевич крупный мастер, у которого есть чему поучиться. Но у нас разный взгляд на чеченскую войну. И я отметил полемичность не без удовольствия. Мне нравится, что он со мной так вот разговаривает.
- А вы бы могли сделать совместный фильм, как братья Коэн?
- У нас слишком разные точки зрения на все. Он - артист, который стал режиссером, а я был режиссером всегда. Но если бы я, не дай Бог, оказался физически не в состоянии закончить какую-либо из своих картин, то попросил бы это сделать брата.
- Почему вам пришла охота снять фильм "Глянец"?
- Еще несколько лет назад я стал подумывать: а хорошо бы снять что-то про глянцевые журналы, которые становятся все тяжелей и толще и все сильнее отливают лаком. Что такое "глянец"? Это форма продажи дорогих трусиков, помады, красивого бюста, надутых губ, вечной молодости, длинных ног и так далее. Но на Западе есть средний класс - многомиллионная армия потребителей, которые могут себе это позволить. Здесь это по карману только элите - крохотному фрагменту общества. Тогда зачем выпускать гигантское количество глянцевых журналов, которые простой народ жадно просматривает, как сериал "Санта Барбара", а свои "Дольче Габана" покупает на Черкизовском рынке у китайских кооператоров? Тема "глянца" приобрела в России патологический характер, как и многие другие явления западной жизни. Еще Достоевский сказал: "Любое хорошее начинание кончается у нас безобразием"
- Ну когда-нибудь и в России должны же искорениться безобразия?
- Нам нужно менять не только экономическую систему, но и реформировать национальное сознание. Истратить, скажем, два-три миллиарда, чтобы в голову каждого вместить мысль: туалет должен быть чистым. Или, например, постулат, что деньги - это не обязательно показатель изворотливости, а эквивалент таланта. Что к деньгам должно быть уважение. У нас нет уважения к деньгам, как у любого типичного крестьянина. Аргентинский социолог Грандона вывел любопытную типологию крестьянского сознания. Например, крестьянин относится к труду как к повинности, а не как к способу улучшить свое благосостояние. Успех соседа воспринимается как угроза собственной безопасности. И пока, увы, крестьянское сознание доминирует в мире.
- Давайте поговорим о презентованной в воскресенье рок-опере Эдуарда Артемьева "Преступление и наказание", которую вы собираетесь ставить. Удалось ли переложить на оперный язык столь полифоничный литературный источник?
- В свое время к Достоевскому обратилась одна литераторша с просьбой на инсценировку этого романа, и Федор Михайлович ей разрешил, но сказал: "Вы можете менять сюжет, всего на сцену вам все равно не перенести, главное - не меняйте идею" Он прекрасно понимал, что другие виды искусства требуют других подходов. К "Преступлению и наказанию" меня подтолкнул успех рок-оперы "Иисус Христос - суперзвезда" композитора Эндрю Ллойда Веббера и либреттиста Тима Райса, замахнувшихся на Евангелие. У нас это будет история о человеке, который хочет доказать, что он есть больше, чем является на самом деле. Хотя для того, чтобы стать великим, человек должен понять, что он ничтожен. А не наоборот.
- Ваш вариант "Щелкунчика" тоже потребовал новых подходов?
- Это большой мюзикл на музыку одноименного балета Чайковского. Только у нас не танцуют, а поют. Либретто написал уже упомянутый Тим Райс, естественно, по-английски. На другом языке мюзикл снимать сейчас просто нельзя, если вы рассчитываете на серьезный коммерческий успех. Картина для детей. Действие перенесено в Вену 20-х годов прошлого века. Мышей заменили на крыс. После Микки Мауса, доброго и веселого мышонка, как-то сложно делать из этих животных злобных персонажей. По-английски крыса - "рэт". Это позволило поиграть словами. Например, у нас есть такой номер "Рэтификейшен оф зе волд" - "Окрысение мира".
- Как относитесь к критике, которая в последние годы вас не жалует?
- Хорошо сказал Тригорин в "Чайке": "Когда хвалят - приятно. Когда ругают - три дня потом не в духе". Только я в последнее время стал испытывать мазохистское удовлетворение от ругани. Потому что чувствую: если ожесточенно ругают, значит, у меня получается что-то стоящее. Вот когда не замечают вообще - это плохо. Большинство критиков подозревают меня в неискренности: что я делаю картины для "бабла" или чтобы начальству угодить, либо Западу понравиться. Называют меня "западником", "антисемитом", "антирусским", "антигеем". Но я человек внутренне свободный, я знаю это и знаю свои пределы. Русское сознание - оно крестьянское. У нас очень любят неудачников, алкоголиков и мертвых. Их жалеют. Но удачливых, здоровых и живых, как правило, терпеть не могут. Подозреваю, что коллеги с удовольствием читают гадкие статьи про меня. Я точно так же читаю гадкие статьи про других. Но я тоже крестьянин. В силу того, что я русский.

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 11640

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...