ЕВГЕНИЙ РЕЙН: ВСЕ, ЧЕМ ЖИВУ, - ИЗ ПРОШЕДШЕГО

Главная Жизнь 01:01 12 Января 2002 136

Родина поэта Евгения Рейна - Ленинград. Год рождения - 1935-й. Стихи начал писать лет в 10, но уже в 17-18 лет чувствовал себя поэтом: "Поэзия была составом моей крови", - говорит он сам. Считает себя воспитанником петербургской школы и "в некотором роде

Константинова Елена

Напечатать

...Литературный институт. У профессора Рейна закончились лекции. Он неторопливо отвечает на мои вопросы, пьет чай. Печален, скуп на слова.
- Ваши стихи почти всегда о прошлом...
- Я так устроен. Прошлое меня очень трогает. Я его достаточно подробно вижу, в то время как настоящее и будущее для меня довольно темно. Прошедшее для меня обладает какой-то особой красотой и значением. Из прошлого произошло все то, чем я живу сейчас.
- Какие годы самые значимые в вашей биографии?
- Думаю, 50-60-е, когда я становился взрослым человеком.
- Весной 1960-го, узнав в Ленгорсправке адрес Ахматовой, вы пришли к ней "просто познакомиться", и она моментально вас приняла...
- Да, совершенно верно. С тех пор я часто бывал в ее доме. Последний раз видел Ахматову в феврале 1966 года, дней за 10-15 до кончины, когда навестил ее в Боткинской больнице в Москве. Тогда же передал Анне Андреевне одно из стихотворений, посвященных ей, "У зимней тьмы печали полон рот...". Не считаю его совершенным. Написано в конце 1965 года, внезапно, в несколько минут, в Ленинграде. Его происхождение - от рождественских хлопьев снега, косо летящих в конусе фонарного света. Возможно, сюда примешались чувства, вызванные сообщением о болезни Ахматовой... Анна Андреевна прочитала стихи. "Благодарю вас, я положу их в свою папку".
Теперь хорошо известно, что это за папка. За свою жизнь Ахматова получила, быть может, сто или больше посвященных ей стихотворений. Часть из них сложила в папку, которую назвала "В ста зеркалах". Сейчас эта папка хранится в Публичной библиотеке в Петербурге. Когда я просматривал ее, насчитал около 85 стихотворений. Там есть стихи классиков - Гумилева, Блока, Мандельштама, Пастернака, Кузмина, Хлебникова... Есть стихи известных поэтов - Асеева, Спасского. Есть стихи моих друзей -Бродского, Наймана, Бобышева. Было очень интересно читать все подряд. Судьба рассудила так, что мое стихотворение оказалось самым последним. Первым значится стихотворение Гумилева "Русалка". Не знаю, когда эти стихи написаны Гумилевым, но опубликованы они в сборнике "Путь конквистадоров", который вышел в свет, судя по разрешению цензуры, 3 октября 1905 года. Таким образом, ахматовское отражение "В ста зеркалах" продолжалось 60 лет.
- Именно благодаря вам произошло знакомство Бродского с Ахматовой. В диалогах с Соломоном Волковым Бродский говорит, что это было в 1962 году, - вы привезли его к ней на дачу в Комарово. Что осталось в вашей памяти о той встрече?
- Все было так, как рассказал Бродский. Предварительно договорившись с Ахматовой, повез его в Комарово. Пришли раньше назначенного часа, у Анны Андреевны сидели какие-то иностранцы, и мы пошли на Щучье озеро "прогулять время". Когда вернулись, зарубежных гостей уже не было. После нескольких общесветских минут нас пригласили пить чай. В этот вечер Иосиф читал стихи, но не очень много - пять или шесть. Я - только одно, написанное накануне: "Младенчество, Адмиралтейство...". Однако хотел бы уточнить одну деталь. Дело в том, что, когда спустя многие годы я стал припоминать дату этого визита, напал на верную примету. Весь путь от Ленинграда до комаровской платформы сопровождался передававшимся из специально включенных репродукторов репортажем о запуске в космос Германа Титова. А он совершил свой космический рейс 7 августа 1961 года. Так оказалось, что и "у этого воспоминания есть свое число и листок в календаре", как сказала когда-то сама Ахматова, описывая свою встречу с Блоком в поезде на станции Подсолнечная.
- Связь времен в литературе продолжается?
- В каком-то смысле да. В молодости это постоянное общение с Ахматовой. Она была связующим звеном с классической русской литературой и литературой Серебряного века, соединив нас и с Мандельштамом, и с Кузминым, и с Блоком. Она пришла оттуда, из той великой литературы. Или - связь с Бродским, который оказал огромное влияние на молодую поэзию. Из здравствующих общаюсь с Семеном Липкиным, отметившим недавно свое 90-летие.
- Позвольте некорректный вопрос.
- Пожалуйста.
- Перефразируем известную фразу: "Говорим Рейн - подразумеваем Бродского. Говорим Бродский - подразумеваем Рейна". При всем уважении к Бродскому вас подобное отождествление не удручает?
- Удручает. И то, что повсюду говорят: "Рейн - учитель Бродского", - это сущая ерунда.
- Но он же сам вас так называл...
- Да, называл. Но что подразумевается под этим, я не могу понять. Да, мы были друзьями. Да, я был старше его. Да, к моему мнению он прислушивался. Но всюду повторяемая фраза об "учительстве" мне, мягко сказать, не нравится.
- Вам одиноко без Бродского, скучно без Довлатова. С кем еще расставание ощущается так же остро?
- С очень многими. У меня были замечательные друзья, которые ушли: Илья Авербах, Генрих Сапгир. Это были близкие мне люди, их отсутствие действует на мою жизнь угнетающе. Была сердечная связь с Александром Петровичем Межировым. Но вот он уехал, и связь оборвалась, что очень грустно. В общем, я остался в некотором одиночестве.
- Позвольте еще один "неполиткорректный" вопрос. Насколько, на ваш взгляд, та или иная национальность играет роль в жизни нашего общества?
- Ваш вопрос совершенно законный. Я - еврей. Но, если разобраться, то еврейская во мне только кровь. Я, как и мои родители, не знаю языка - по-еврейски говорил только дедушка. Целиком вырос внутри русской культуры, в обществе, где русские и евреи существовали на совершенно равноправных началах. Конечно, в каком-то мистическом смысле имеет значение то, что Пастернак и Мандельштам были евреями. Но между тем они остаются величайшими русскими поэтами. Еврейство - это только нечто метафизическое, голос крови. Но по содержанию, по насыщению - все русское. Я не считаю себя менее русским поэтом, чем Станислав Куняев, например.
- И такое сочетание, как "русский еврей", вполне имеет право на жизнь?
- Абсолютно! Давайте задумаемся: кем во многом сделана русская культура? У Пушкина, если "отслеживать" предков, - присутствует негритянская кровь, у Жуковского - турецкая, у Лермонтова где-то там шотландская, у Некрасова - польская, Мандельштам, Пастернак, Слуцкий, Светлов, Сельвинский, Самойлов, Бродский - евреи... Что объединяет все, что называется русской культурой, что создано людьми разной крови, разного социального положения, разной судьбы, разного времени? Язык. Причем не просто как набор слов, не просто как грамматика. Язык - это способ сохранения истории, культуры, человеческого общения...
От нас протянуты какие-то нити и связи с любым человеком, который изъяснялся по-русски. Будь это князь Игорь или патриарх Никон, или Державин, который был губернатором, или Вяземский, который был министром, или Пушкин, который был камер-юнкером. И любой текст, находящийся на определенной высоте дарования и вдохновения, является одним из многочисленных звеньев, которые и образуют ту крепкую цепь, связывающую нас в определенное единство. "Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется". Поэтому, в общем, не важно, печатает ли поэт свои стихи, есть ли у него премии или титулы. Важно другое: если посвятил свою жизнь тому, что называется поэзией, - это накладывает на пишущего определенную ответственность.
- В ходе нашего интервью вы ни разу не процитировали свои стихи...
- Может быть, из некоей застенчивости. Пусть другие цитируют.
- И все же прошу вас закончить интервью стихами.
- Любыми?.. Пожалуйста.
В последней пустой электричке
Пойми за пятнадцать минут,
Что прожил ты жизнь по привычке,
Кончается этот маршрут.
Выходишь прикуривать в тамбур,
А там уже нет никого.
Пропойца спокойный, как ангел,
Тулуп расстелил наголо.
И видит он русское море,
Стакан золотого вина.
И слышит, как в белом соборе
Его отпевает страна...

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 22195

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...