Сегодня могло бы исполниться 55 лет Алексею Балабанову – режиссеру фильмов «Брат», «Про уродов и людей», «Война», «Жмурки», «Мне не больно», «Груз-200», «Я тоже хочу»... Он умер менее года назад, не успев осуществить все свои замыслы. Одни критики считают Балабанова едва ли не главным режиссером новой России. Другим претит его мрачное, депрессивное кино. Сам он тоже был человеком сложным, не очень общительным, редко кто из коллег может похвастаться тем, что состоял с Алексеем в дружеских отношениях. Да и в своих последних картинах он предпочитал работать с непрофессиональными исполнителями. Тем интереснее показалось нам выслушать актера Александра Яценко, который снялся в одном из самых светлых балабановских фильмов – «Мне не больно».
– К Балабанову я попал, можно сказать, случайно. У меня был выходной день на съемках фильма «Одиночное плавание» у Бориса Хлебникова, и тут меня вызывают на кинопробы к Балабанову. Я поехал в Питер, но мне эта затея изначально казалась нереализуемой. А когда сказали, что моей партнершей будет Рената Литвинова, я подумал, что это точно не мое. В сценарии еще не было Лешиных интонаций, Лешиной энергии, да и назывался он слезливо: «Исповедь нежного сердца». Я не скрывал своего скепсиса, но меня неожиданно утвердили.
Первая неделя съемок была очень сложной. Я все надоедал Балабанову вопросами: «Может, сыграем как-нибудь по-другому»? Он в ответ кричал: «Не надо по-другому, надо проще и быстрее». Помню, я не мог сыграть сцену так, как ему хотелось, а он сидел у монитора, смотрел на экран, потом снял наушники и грустно так сказал: «Это моя вина и беда, что я взял артиста с отрицательным обаянием». Я чуть не закричал, что это неправда, что я хороший, но страшные слова были сказаны. Члены съемочной группы в коридорах потом шарахались от меня: нормальный вроде парень, но, оказывается, с отрицательным обаянием.
Как-то мы вышли с Балабановым из павильона в коридор, и я ему выпалил в лицо, что он ошибся, утвердив меня без проб, что я отработал только пять дней и мою роль можно быстро переснять с другим актером. А он в первый раз по-доброму так улыбнулся и сказал, что надо, конечно, посмотреть отснятый материал, но он в меня верит. Дальше и впрямь как-то покатилось легче. И в итоге у нас получилась хорошая совместная работа. Хотя у меня и есть ощущение, что мы чего-то недосказали и зрителям, и друг другу. Может, дело в том, что мы с ним ни разу не выпили. Он, помню, предложил это, а я отказался. Леша даже разозлился на меня. А поскольку он человек закрытый, то мы больше так и не сблизились. Хотя я даже гостил у них дома. Но он все больше сидел у себя в комнате, а я общался с его женой Надей, которая вела все его дела. А когда съемки закончились, мы практически больше и не встречались.
С Ренатой Литвиновой работалось непросто. Все ждали, как я с ней познакомлюсь. При первой встрече она посмотрела на меня своим фирменным взглядом через прищуренные веки – типа, кто это? – «А, это ж партнер». Я был зажат, скован, в какой-то момент меня отпустило, и я пошутил на грани фола. Ее улыбнуло. Потом уже и дальше смотрела на меня с улыбкой. Рената в общем странный человек. И во мне, как я понимаю, оценила тоже странность. И эта наша обоюдная странность хорошо легла на замысел фильма «Мне не больно». В итоге мы с Ренатой на «Кинотавре» получили за свои роли актерские призы.
Через несколько лет, на другом «Кинотавре», «Груз-200» Балабанова участвовал в конкурсе, я как член жюри сильно отстаивал этот фильм, но у меня в итоге ничего не получилось, перевесили два голоса председателя жюри Вадима Абдрашитова, который был сторонником другой картины. Когда мы выходили после церемонии закрытия фестиваля, Сергей Сельянов (постоянный продюсер Балабанова. – Л.П.) сказал вслух: «Спасибо трусливому жюри». Мне было обидно это слышать, но такова цена нашего коллективного решения.
После того мы практически перестали с Балабановым общаться. Тем не менее я следил за его фильмами, мне нравились и «Морфий», и «Кочегар», считаю, что Балабанов занимает особое место в нашем кино в силу искренности, непричесанной правдивости его фильмов. За три дня до смерти Леши мы общались с Надей на питерском фестивале. У них было громадье планов. Знали, что он умрет, он сам это знал, но Надя меня фотографировала, делала мои фотопробы, как я понял, для каких-то будущих Лешиных проектов. Потом Балабанова не стало. Но после него остались картины, которые, уверен, будут жить долго.
Тем временем
Сегодня в кинотеатре «Ролан» состоится пресс-конференция, посвященная работе по реставрации и восстановлению в цифровом формате всех фильмов Алексея Балабанова. «Госфильмофонд РФ и кинокомпания «СТВ» начали работу по оцифровке фильмов Балабанова в конце прошлого года, – рассказывает продюсер Сергей Сельянов. – Мы обязаны сохранить творческое наследие Алексея и дать возможность последующим поколениям увидеть его фильмы. В работе 13 художественных лент Алексея Октябриновича, его документальная картина «О воздушном летании в России» и четыре короткометражных фильма. В оцифровке картин будут использованы новые технологии сохранения качества изображения и звука, что даст возможность показывать их на современном оборудовании».
