- Извините, что нарушил ваши планы.
- Наоборот, это вы меня извините, что заставила ждать. На улице такой гололед, едва доехала.
- Неужели сами на машине?
- Уже почти пятьдесят лет. Гаишники раньше возмущались, останавливали: почему это девочка за рулем? Я всегда была хрупкой и выглядела моложе своих лет. При поступлении в Большой театр весила 47 килограммов. Сейчас - еще меньше, около сорока.
- Отчего же ваш любимый Большой вас обидел - не устроил вам юбилейного вечера? Как раз в день вашего рождения там будет чествование Марины Кондратьевой - не ревнуете?
- Я вообще не ревнива. А уж на Большой обижаться нет никаких оснований - три месяца назад нам с Володей устроили здесь такой великолепный фестиваль в честь 50-летия нашего дуэта! За Марину Кондратьеву рада - она прекрасная балерина, тоже, как и я, ученица Галины Сергеевны Улановой. Помню, как она танцевала Музу в "Паганини" - буквально парила в воздухе. Я так, наверное, не могла. Мой танец был более материальным, земным, чувственным.
- "Танец был..." Не жалеете, что давно не на сцене?
- Вы, наверное, не поверите - ни капли. Мне даже во сне не снится, что танцую. Разве что изредка в кошмарах: бегу по длинному коридору на сцену и боюсь, что не успею к выходу... Труд балерины так тяжел! Смотрю на своих учениц и думаю: Господи, сколько им еще предстоит мозолей сорвать, падать, ушибаться... Я своим травмам счет потеряла. После той репетиции "Ивана Грозного", когда неудачно опустилась с поддержки и сместился позвонок, год не танцевала. Да что там танцевать, мне врачи говорили: девочка, дай бог, чтоб ты ходить смогла. Как видите, смогла.
- Но репетировать с ученицами не так интересно, как самой выступать?
- Как сказать. Воспитать ученика - задача посложнее, чем вылепить собственную роль. Света Лунькина сейчас звезда. А до поступления в Большой театр была физически и эмоционально незрелой. Я ей объясняю: у Жизели от горя сердце болит. А она улыбается: еще не знает, что сердце вообще от чего-то может болеть... И такой же большой путь мы прошли с Аней Антоничевой, Марианной Рыжкиной, Жанной Богородицкой, Наташей Балахничевой... Как со мной когда-то прошла огромный путь Уланова. И он начался тоже с "Жизели". Галина Сергеевна даже подарила мне свой молоточек для размягчения жестких балетных туфель, он до сих пор у меня хранится. Я ей и свои интимные проблемы открывала, просила совета...
- Неужели на Васильева жаловались?
- Бывало и такое. Когда мужчина и женщина столько лет вместе, всякое случается. Мы с Володей очень разные. Я, например, любила гречку, а он не переносил. Я привыкла все делать обстоятельно, роль учила, отталкиваясь от деталей и, пока все их не отрабатывала, за целое не бралась. А он сразу широким мазком входил в образ. Я приходила на спектакль за три часа - а он так, чтоб едва успеть на сцену.
- Вашу пару часто сравнивают с Плисецкой и Щедриным, которые уже лет 25 не разлучались, наверное, ни на день.
- У нас не совсем так. Первую половину жизни, когда вместе танцевали, мы действительно почти не расставались. А как исполнили в последний раз вместе "Жизель", так, бывает, подолгу не видимся. Володя пишет картины, сочиняет стихи, ставит на разных сценах танцы. В ноябре по приглашению нашего старинного друга Франко Дзеффирелли, у которого мы когда-то снялись в фильме "Травиата", ездил в Палермо, ставил там танцевальные сцены в его "Аиде". Даже недавний Новый год мы встретили порознь - Володя улетел в Рим репетировать драматическую роль в спектакле еще одного нашего друга, режиссера Беппе Менегатти, мужа знаменитой балерины Карлы Фраччи и ученика великого Висконти. Я прилетела только к премьере. Пьеса посвящена Дягилеву. Это уже третья Володина драматическая работа в Италии, до того были спектакли о Нижинском и о Чайковском. У Васильева поразительный дар к языкам. Он может пожить несколько дней, допустим, в Грузии - и начинает говорить по-грузински. А итальянский знает очень даже прилично.
- Вы на Новый год оставались в России?
- Конечно, я же в двух театрах работаю с учениками - в Большом и в Кремлевском балете. Далеко не отъедешь. Так что праздновала с мамой.
- У вас уникальная родословная: родственница композитора Рахманинова, дореволюционного министра Гучкова, внучка репрессированного философа Шпета...
- Тем не менее я росла обыкновенной девочкой. Как и всех, меня принимали в октябрята, пионеры, комсомольцы. Правда, в партию уже не пошла. Хотя на нас с Васильевым очень давили в ЦК. Но как-то в угол совсем не загоняли. Даже разрешали за границей иногда встречаться с родственниками или коллегами эмигрантами. Наверное, понимали, что хоть кто-то из советских артистов должен демонстрировать определенную свободу действий. Вот почему мы не эмигрировали на Запад. А главное - я не могла порвать с Россией, мамой, друзьями. Не представляла себе, что больше не увижу родную Москву, костромскую деревушку Рыжевку, где мы с Володей купили дом. Когда его в 2000 году внезапно уволили с поста руководителя Большого театра, он мне взволнованный позвонил, и я спокойно сказала: приезжай сюда, у тебя есть дом и жена... Знаете, его прохожие на улицах Костромы узнавали, останавливали: Володь, не тушуйся, если что, мы тебя поддержим, голодный не останешься... Слава богу, не понадобилось. Да нам много и не надо. Как у Бежара - у него всю жизнь были скромные квартиры с пустыми комнатами. Его другое интересовало.
- У Васильева столько хобби - а у вас какое?
- Ой, мне не до хобби. Одна мысль: если выдастся свободный денек, завалиться на диван и как следует отоспаться.
14:58
50 ответов за 12 минут
