ТЫ РЕЖИССЕР, ПОКА БЕГАЕШЬ ПО ЛЕСТНИЦАМ

Главная Жизнь 01:01 13 Февраля 2001 176

Так, во всяком случае, считал классик советского кино Михаил Ромм, столетний юбилей которого недавно отметила кинематографическая общественность. Сегодня о нем вспоминает один из его учеников

Марягин Леонид

Напечатать

ОН ВОШЕЛ в мою судьбу благодаря хрупкой девушке Инне - секретарю приемной комиссии ВГИКа. Я пришел забирать документы, предъявил экзаменационный лист, и девушка Инна, ставшая потом известным режиссером Инессой Туманян, глянув в графу оценок, порекомендовала мне обратиться к мастеру: с такими-де оценками по специальности документы не забирают. Мастеру нужно было позвонить. Я, провинциал, знал только одно место, где есть телефонная книга, - центральный телеграф - и устремился туда узнавать телефон Ромма. Мне повезло: к телефону сразу подошел Михаил Ильич и в ответ на мои бессвязные "как мне быть" и "что мне делать" попросил:
- Для начала представьтесь.
Я назвал себя. Воцарилась пауза, очевидно, Ромм заглядывал в свои экзаменационные списки, потом спросил:
- А что, собственно, вы мне звоните? Приходите 1 сентября на занятия.
Я объяснил, что подвело меня сочинение, что "тройка", не хватает баллов.
Ромм сказал:
- Тогда приходите 29 августа, в 11 ждите меня у входа. Что-нибудь придумаем.
Михаил Ильич придумал - он добился для меня права посещать его лекции на курсе, а когда бдительная дирекция ВГИКа пресекла это, определил меня осветителем на студию, а потом и помрежем на "Шестую колонну", как называлась в производстве картина "Убийство на улице Данте". Главные "лекции" по режиссуре услышал я, работая в группе Михаила Ильича.
Свет на съемках ставился долго, выверялся каждый блик, рисунок любой тени, а Михаил Ильич, присев на табурет и дымя сигареткой, вставленной в мундштук, рассказывал случаи из своей режиссерской практики. Ромм говорил живо, весело, иронично, без тени многозначительности. Режиссерские соображения перемежались бытовыми зарисовками.
- Я был безвестным заштатным сценаристом и отдыхал в санатории, - говорил Ромм, - ко мне подошла отдыхавшая там же актриса Раневская и басом заявила: "Молодой человек, я всегда мечтала с вами работать, я безумно люблю ваши фильмы "Бухта смерти" и "Привидение, которое не возвращается", имея в виду фильмы Абрама Ромма.
- Я не режиссер, - ответил я.
- Неправда, - пробасила Раневская, - человек с таким лицом, - она указала почему-то на мой нос, - не может не быть режиссером, только зря вы сбрили бороду.
Эта байка рождала следующую:
- Кинозвезда 30-х годов, известная своим вольным поведением, потребовала у меня, дебютанта, снимать ее в роли Пышки. Набрался смелости, ответил: "Мне нужна крестьянка, играющая проститутку, а не наоборот".
Жизнь на съемочной площадке все-таки теплилась - оператор, прерывая беседу, просил принести какой-нибудь предмет на стол. Ему для композиции нужна была первоплановая деталь.
- Да, деталь - вещь великая, она создала мне международную известность, - поддерживал, казалось, совершенно серьезно это идею Ромм, только озорные искорки бегали за очками, - на "Мосфильм" приехал Ромен Роллан, в числе прочих картин дирекция решила показать ему "Пышку". На съемке проезда кареты в "Пышке" мы хотели чем-нибудь оживить кадр. Рядом бродило пяток уток. Помреж быстренько вогнал их в кадр. Мы сняли. Ромен Роллан посмотрел картину и сказал, что в ней есть Франция, особенно растрогали его "руанские" утки...
Окружающие смеялись, Ромм "заводился" и продолжал:
- А вот Мэри Пикфорд мы взяли на "Мосфильме" другим. Показывали отрывки из наших фильмов, в основном митинговые и батальные. После просмотра ее спросили:
- Ваше впечатление?
- Никогда не видела столько мужчин сразу.
Это рассказывалось в 1955 году, воспринималось курьезом, но сейчас начинаешь понимать, что стремление к конкретности и человечности нового кинематографа, выраженное в "Девяти днях одного года" и в "Обыкновенном фашизме", существовало в Ромме уже тогда.
Ко многим своим фильмам он относился иронически. Меня поражало тогда это небрежное отношение к его ленинским, канонизированным фильмам.
- Заурядные политические детективы, - говорил режиссер...
Никогда не забудутся часы, проведенные с Роммом в Риге, в экспедиции по картине. Он иногда брал меня с собой на прогулки, заходил к букинистам, бродил по старому городу, прикидывал и уточнял будущие сцены. Однажды остановился у огромного щита кинорекламы, на котором горело название: "Звезды на крыльях", и сказал:
- Этот фильм я разругал! И нажил еще одного режиссера-врага.
Как бы предвидя мой вопрос: "Зачем это нужно?", добавил:
- В кино без режиссеров-врагов не получается. Если имеешь принципы... Принципы отягощают жизнь, а подчас и просто делают ее опасной, - улыбался Ромм, поправляя солнцезащитную кепочку, заимствованную на время в костюмерной картины. - Я в войну был худруком Ташкентской студии. И по должности старался ко всем, вне зависимости от ранга и популярности, относиться одинаково. На студии снимались "Два бойца". Борис Андреев тогда крепко пил. Срывал съемки. Когда он приходил в себя, я делал ему серьезные внушения. Он каялся и клялся, что больше в рот ни грамма не возьмет. Но набирался снова и вот тут пытался свести со мной счеты. Однажды он явился к директору студии - старому эвакуированному одесскому еврею - и потребовал сказать, где Ромм. Директор направил его на худсовет, хотя знал, что я в павильоне. Андреев ввалился на худсовет, подошел к ближайшему члену худсовета, приподнял его над полом и спросил:
- Ты Ромм?
- Нет, - в испуге ответил тот.
Андреев посадил его на место и взялся за следующего... Худсовет состоял человек из двадцати. И каждого Борис поднимал в воздух и спрашивал:
- Ты Ромм?
Перебрал всех присутствующих, сел на пол и заплакал:
- Обманули, сволочи. Мне Ромм нужен! Я его убью!..
В номере гостиницы, отдыхая после съемок утомительного объекта "Дорога бегства" с тысячной массовкой, Михаил Ильич, облачившись в шерстяную, крупной вязки кофту и водрузив очки на нос, раскладывая пасьянс, говорил с долгими паузами во время перекладывания карт:
- В каждой профессии есть стороны, которые не приносят ничего, кроме отвращения. В режиссуре - тоже. Пожалуй, только десять процентов удовольствия... Но этого достаточно, чтобы эту профессию любить...
Я был очень внимателен к поведению мастера на площадке, но от меня подчас ускользала его работа с исполнителями больших и малых эпизодов, хотя я точно знал, что никаких предварительных репетиций не было - сам доставлял по обязанности помрежа этих актеров на съемку. Работая уже на другой картине, я спросил у замечательной вахтанговской актрисы Елены Дмитриевны Понсовой, как Ромм работал с ней, когда она играла консьержку в "Убийстве на улице Данте".
- Никак, - ответила Понсова, - он просто показал, как войти и как поправить шляпку.
Актрисе театра Вахтангова, чувствующей яркий рисунок, оказалось достаточно четкого характерного штриха, предложенного режиссером, чтобы создать тип стареющей кокетки.
Как-то съемочная группа в просмотровом зале смотрела пробы на роль Грина - импресарио главной героини фильма Мадлен Тибо. Пробовались знаменитые Массальский и Плятт. Зажегся свет. Все повернулись к Михаилу Ильичу.
- Будет сниматься Плятт, - после небольшого раздумья сказал мастер и вышел из зала без объяснений. На пути к выходу со студии я спросил его:
- Почему Плятт, а не Массальский?
- Ты читал сценарий?
Сценарий я знал наизусть.
- Помнишь, там есть сцена, когда Грина под благовидным предлогом выставляют из комнаты?
- Помню.
- Так вот, Плятта выставить можно. Он уйдет, отшутившись. А Массальский вызовет на дуэль.
Уроки Ромма продолжались, даже когда я не был связан с ним работой. Свой первый экранный опыт - учебную ленту для ЛГИТМиКа - я решил сначала показать Михаилу Ильичу, а затем уж везти в институт.
Фабула моего "опуса" была несложна: врач спешил на операцию ребенка, хватал такси, и водитель, невзирая на обстоятельства поездки, брал с врача много сверху. В финале, когда на глазах шофера происходила подготовка к операции и он нравственно прозревал, никто из присутствующих уже не хотел видеть в нем человека...
Михаил Ильич проанализировал развитие действия и поведение актеров:
- Все вроде верно. Но в чем главная беда - в выборе актеров. На роль врача ты взял актера, про которого сразу ясно - он хороший, а на шофера - с отрицательной внешностью. И, как бы они ни играли, я сразу, в начале ленты понял, кто из них чего стоит.
Сколько раз на просмотрах кинопроб, фильмов и спектаклей я вспоминал это замечание мастера...
Михаил Ильич помогал, и не только мне, и творчески, и организационно. Однажды с направлением на постановку диплома на "Мосфильме" я пришел к Ромму в кабинет. Передо мной сидел старый, усталый человек. За дверью комнаты стояли просители. Михаил Ильич пробежал бумагу и глухо осведомился:
- Чего ты хочешь?
- Боюсь, что завернут меня.
- Иди в телеобъединение, там приличный человек Ширяев. Если он откажет, появись у меня.
Я вышел из кабинета на четвертом этаже, столкнувшись с очередным просителем, и подумал: "Не пора ли мне оставить Ромма в покое, ведь ему и самому нужно что-то успеть сделать..." Больше я к мастеру за помощью не обращался.
Когда-то в далеком прошлом Ромм взбегал вверх по лестнице из павильона в комнату группы, перешагивая через две ступеньки, я поспешал сзади и на площадке четвертого этажа спросил, нужно ли ему так быстро бегать. Михаил Ильич, не задумываясь, ответил:
- Режиссером нужно быть до тех пор, пока можешь бегать по лестницам.
Я наблюдал его в последние годы стремительно несущимся по извилистым и узким коридорам студии, оставляющим за собой длинный шлейф учеников и просителей. На поворотах шлейф этот заносило, и встречные, чтобы избежать столкновения, жались к стенам.
Но однажды Михаил Ильич резко остановился, повернулся, подошел ко мне, обнял за плечи и сказал:
- Спасибо, Леня.
- За что? - удивился я.
- За поздравление.
- Не стоит. Обычное дело...
У меня было установившееся многолетнее правило - где бы я ни находился - в Новосибирске, Ленинграде, Москве, - телеграфом поздравлять Михаила Ильича с праздниками - три раза в год.
- Не обычное, - покачал головой Ромм. И умчался в темную глубину коридоров.
Чем я мог платить Михаилу Ильичу за то неоценимое, что он сделал для меня? Подсказала жизнь - после того, как его не стало, решил снимать его вдову, бывшую звезду нашего кино, уже полтора десятка лет не переступавшую порога киностудии, - Елену Кузьмину. И снял - в роли бабушки в фильме "Вылет задерживается".

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 17825

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...