Лев Якобсон: «Модернизация — процесс, а не проект, который можно начать и закончить»

Главная Жизнь 02:35 24 Марта 2010 2481

Обновление страны придется начинать по западным технологиям

Напечатать

На дне волны

— Лев Ильич, руководство страны убеждает нас в том, что пик кризиса пройден. Действительно ли есть повод для оптимизма?

— Да, рост в России восстановился, рецессия кончилась. Чтобы понять природу кризиса, нужно объяснить экономическую модель, которая действовала до последнего времени. Запад, прежде всего США, шел по пути глобальной финансовой экспансии. А навстречу этим деньгам шли дешевые товары из КНР и других стран Азии. Работала система, которую экономисты называют «чимерика» (Китай плюс Америка по-английски), что созвучно химере по-английски. Возможности этой модели не то чтобы исчерпаны, но самые соблазнительные куски съедены ростом 2000-х. Кризис — это переход от одной модели к другой. Как с болезнью человека: спадает температура, но этого мало — нужно перейти к здоровой жизни. Сейчас температура экономики уже упала, но прочно на ноги мы еще не встали, и не ясно, какой образ жизни окажется здоровым.

— Есть ли опасность второй волны кризиса?

— Есть, хотя в моем представлении вероятность скорого возврата к спаду невелика. Но если это произойдет, то нужно готовиться к резкому скачку безработицы. Также возникнут большие проблемы с доходами бюджета, а ведь мы потратили огромную часть резервов, так что пришлось бы переходить к жесткой экономии.

— А что будет, если нефть вновь подешевеет до 25 долларов?

— Не думаю, что это реалистичный сценарий на ближайшее будущее. Но если такое случится, появится дыра в бюджете, рубль резко упадет.

— Можно ли предсказывать экономические кризисы, ведь нынешний не первый в истории и, скорее всего, не последний?

— Есть так называемая теория больших циклов. Ее разработал в первой трети ХХ века один из немногих русских экономистов, которых на Западе считают классиками, Николай Кондратьев. Он утверждал, что есть волны длительностью 40–50 лет. Они базируются на обновлении технологий. Технический прорыв сначала дает быстрое ускорение экономического роста, потом потенциал исчерпывается, происходит затухание. Но бизнес чувствует это с опозданием, продолжает экспансию без прочной основы, и в результате наступает глубокий кризис. Потом экономика нащупывает технологическую основу для нового рывка. Например, последняя волна была связана с информационными технологиями. Многие ожидают, что следующая волна будет основана на прорывах в медицине и биотехнологиях. Но нужны не просто открытия, а их освоение бизнесом. Насколько успешно и быстро это произойдет, заранее не скажешь. Кризисы, завершавшие длинные волны, подчас вызывали большие войны и крупные общественные потрясения. Сейчас, считают экономисты, как раз заканчивается очередная «кондратьевская» волна. Если сравнивать с тем, что бывало прежде, это происходит относительно благополучно.

— Почему, если кризисы — привычная вещь, они стали шоком для нашей страны?

— Для России это был первый нормальный циклический кризис. Ведь в 1998 году мы пережили кризис еще переходной экономики с бартером, массовым рэкетом и прочими «прелестями». Теперь у нас рыночная экономика. Не самая эффективная, слабоватая, не очень цивилизованная, но в общем такая, как в других странах. И кризис у нас более или менее обычный. Но это если сравнивать с другими странами, а люди сравнивают с собственным опытом и ничего похожего в нем не находят. Отсюда и шок.

— Что будет происходить с российской экономикой в 2010 году?

— Она чрезмерно зависит от экспорта нефти и других первичных ресурсов. Поэтому, к сожалению, слишком многое зависит не от того, как мы работаем, а от того, сколько нам за эти ресурсы платят. Мы как бы привязаны к средней температуре по мировой больнице. Будет здорова мировая экономика — эта температура (под ней я понимаю цены на нефть и стоимость кредитных ресурсов) окажется благоприятной. Тогда и для нас все будет неплохо. Думаю, что в 2010 году будет медленное движение вверх без особого ускорения. Нам в таких условиях надо настойчиво пытаться осуществлять модернизацию. Безумный рост цен на нефть и металлы обеспечивал рост ВВП независимо от наших усилий. Поэтому модернизацию можно было откладывать. С другой стороны, когда все рушится, ею тоже трудно заниматься. Cейчас, когда положение стабильно, а динамика небольшая, можно и нужно напрягаться.

Сделать то, чего не умели

— Получается, что начинать модернизацию до кризиса смысла не было?

— Нужно было, но тогда не было стимула. В 1990-е было выгодно делить советское наследие. Потом, до середины 2000-х, когда прибыльным стало уже не распределение, пошли сдвиги в экономике. Затем выгодным стало участие в распределении нефтяных доходов. Сейчас настало время работать.

Но пока мы вынуждены рассчитывать на западные технологии, поскольку наш потенциал технологического обновления невысок. Люди советской эпохи помнят бесконечные призывы внедрять научно-технический прогресс. С наукой у нас и впрямь было неплохо, но с внедрением — совсем беда. Кроме того, научные кадры сильно постарели, финансирование науки по-прежнему оставляет желать лучшего. Так что альтернативы импорту иностранных технологий пока нет.

— А как вы понимаете модернизацию?

— Как процесс, а не как проект, который можно по плану начать и закончить. Модернизация — это просто каждодневное усилие найти что-то новое, освоить то, чего не умел, начать производить новую продукцию. Это настрой на конкуренцию. Это и некоторая готовность к риску. Короче говоря, это органичность изменений. Не сюрпризов, которые обрушивает на человека государство, а тех изменений, которые сам человек или предприятие порождают в своих интересах. Значит, забота о модернизации — это не столько сочинение программ, сколько по-вседневная забота об инициативных людях, будь то ученые или бизнесмены. Только так можно ослабить зависимость от экспорта энергоносителей, диверсифицировать экономику. Проекты государства должны стоять в одном ряду с тем, что затевают предприятия. Думаю, что признаки начала модернизации есть, потому что люди, даже несмотря на явно неблагоприятный инвестиционный климат, начинают свой бизнес. Они занимаются наукой, несмотря на то что делать это сегодня невыгодно. Мы точно сможем сказать, что достигли зримых результатов на пути модернизации, когда у нас начнет расти доля высокотехнологичной продукции в экспорте.

— Можете ли вы обозначить сроки, в которые можно понять: да, какой-то этап модернизации пройден?

— Она идет в нашей стране еще с дореволюционного времени, хотя и с частыми перерывами. Сравните страну довоенную и ту, что вошла в перестройку. Или то, что было 20 лет назад, и сегодня. Что-то может нравиться, что-то — резко не нравиться, но общество наше меняется довольно быстро. Другой вопрос, что в силу неравномерности перемен общество сегодня разорвано. Нужно обеспечить приемлемые условия жизни для всего населения, а не только для его меньшей части.

Счастье запоздалого развития

— Одной из причин острого кризиса в России вы назвали становление нашей экономики. Но вот Китай тоже только догоняет передовые страны, а пережил кризис спокойно.

— Для Китая и всего мира оказалось большим счастьем, что эта страна запоздала в развитии. Китай только проходит тот путь, который и западный мир, и Россия в большой степени прошли раньше: индустриализация, увеличение производства стандартной продукции. Поэтому внутренние причины, в силу которых экспансия уперлась в ограничения, для Китая оказались неактуальны.

— Почему России не удалось сделать такой же рывок?

— Сначала о Китае. Дело ведь не в том, с какого рубежа двигался Китай в терминах ВВП на душу населения. Хотя и в этом отношении между Россией в 1990-х и Китаем в тот период была пропасть. Как бы трудно ни было у нас тогда, но велосипед у нас не считался признаком богатства, ели мы не один рис с овощами. А для основной массы китайцев в 1990-е было именно так. Если модернизацию понимать как процесс, то это прежде всего переход от традиционного уклада к современному. И, если уж совсем просто говорить, переход от сельской жизни к городской. Причем от сельской жизни в том виде, в каком она была веками.

Ведь к концу 1970-х в Китае основная часть населения жила в сельской местности и возделывала рис руками — примерно так же, как тысячу лет назад. Из опыта России это можно лишь в какой-то мере сопоставить с коллективизацией и индустриализацией перед началом войны. Хотя и тогда люди жили не в таком средневековье, как в Китае. Ценой огромных потерь с не очень ясными результатами основная часть населения СССР перешла из села в город, из сельского хозяйства — в промышленность. В результате пришел совершенно другой образ жизни, другое мировосприятие, разделение труда, уклад семей, характер деятельности. Когда такое происходило в любой стране, всегда резко ускорялся экономический рост. Поэтому, когда у нас ссылаются на то, что при Сталине было много жестокостей, но были и высокие темпы, я говорю: посмотрите, и в других странах индустриализация обеспечивала экономический скачок. Массовые репрессии для этого отнюдь не обязательны, в том же Китае без них обошлись.

— То есть Китай уже прошел тот период, о котором вы говорите?

— В том-то и дело, что он там не завершен. В Китае рис до сих пор выращивают руками, но дома у многих крестьян уже большие и бетонные. Жизнь там меняется на глазах. Помню, в моем детстве в Москву приезжали пожилые крестьянки в плюшевых жакетах. Наверное, они выглядели примерно так же, как и их родители. Теперь таких не найдешь. А вот в Китае еще много людей старой формации, и молодежь как бы отталкивается от старого, осваивает все новое. Конечно, без перекосов не обходится, но очень заметна энергия роста.

— Получается, что у нас нет поколения, которое может повторить экономический рывок Китая?

— Да. В нашей стране эта энергия была в свое время потрачена — на сталинскую индустриализацию, на войну: Так уж сложилась наша история, а ее, как родителей, не выбирают. Было бы абсурдно от нее отрекаться.

Работать на себя

— Кризис уже прошел? Можно возвращаться к нормальной жизни?

— Для огромных страхов оснований нет, как и для катастрофических прогнозов. В то же время нельзя, например, говорить об исчезновении угрозы безработицы. Странного в том, что рост экономики возобновился, а ситуация с безработицей пока ухудшается, нет. Это значит, что начались некие структурные изменения. Однако никакой катастрофы на рынке труда не предвидится. Есть и другой род страхов: мол, сбережения все пропадут. Таких признаков я не вижу.

— Что бы вы посоветовали людям сейчас?

— Один совет на все времена: больше надеяться на самих себя, а не на обстоятельства, и напряженно работать. Это не значит, что все должны открыть собственный бизнес. Даже в странах с развитой рыночной экономикой далеко не каждый готов быть предпринимателем. Тем более мы, столько лет прожившие с задавленной инициативой. Рассчитывать на себя — значит работать более эффективно. В жителях США и КНР чувствуешь напряжение. Это разные миры, но в обеих странах привыкли надеяться на себя. А, скажем, в Западной Европе люди живут чуть более расслабленно отчасти благодаря государственным гарантиям. Парадокс в том, что в последний период советского времени при гораздо более низком, чем на Западе, уровне жизни мы привыкли не слишком напрягаться. Это имело немало преимуществ — например, у очень многих было время и желание читать хорошие книжки. Однако все держалось на высоких ценах на нефть. Цены упали, и исчезли продукты в магазинах, а что было следом, все помнят. Как бы то ни было, мы оказались в мире жесткой конкуренции. И, чтобы быть уверенными в завтрашнем дне, надо работать интенсивнее и рациональнее, как американцы и китайцы.

Досье

Лев Якобсон, первый проректор ГУ-ВШЭ

Родился 22 сентября 1949 года. В 1972 году окончил МГУ имени М. В. Ломоносова. С момента окончания по 1976 год — аспирант, научный сотрудник МГУ. В 1988 году защищена диссертация на соискание степени доктора экономических наук. С 1976 года — старший преподаватель МГУ, с 1982-го — доцент, а с 1992-го — профессор. В период с 1994-го по 1997-й — профессор, завкафедрой экономики общественного сектора и государственного управления МГУ. С 1997 года — проректор, а с 1999-го — первый проректор Государственного университета — Высшей школы экономики. В 1998 году — советник министра общего и профессионального образования РФ.

Награжден орденом Почета, кавалер ордена Золотой Академической Пальмовой Ветви Франции, отмечен благодарностью президента Владимира Путина. Член Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки РФ. Член группы при Правительственной комиссии по проведению административной реформы.

Напечатать

Жизнь 00:04 / 19 Апреля 2024 7529

Итак, она звалась «копейкой»…

В этот день в 1970 году с конвейера сошел первый ВАЗ-2101

Артем Скворцов

Труд

19 апреля 1970 года со сборочного конвейера Волжского автозавода сошел первый автомобиль ВАЗ-2101, прозванный в нашей стране «копейкой». Советскому человеку эта машина, прототипом которой являлся итальянский «Фиат-124»,...