Переживших те трагические и героические события осталось в самом городе-герое, по официальным данным, не более 160 тысяч человек. Тем ценнее живые свидетельства, хранящиеся в дневниках и воспоминаниях ленинградцев. Некоторые из них, находящиеся в архиве Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда, «Труд» предлагает вашему вниманию.
1941 год. Из дневника Бориса Капранова. Вместе с родителями и братьями переехал в Ленинград из Колпино в конце августа 41-го, когда к пригородам подступили фашисты. Служил в пожарной охране. В начале февраля 1942-го умер от голода.
18 октября. Сейчас так напряжены нервы, что от каждого резкого звука приходишь в раздраженное состояние. Это когда отдыхаешь. Идя в дозор, не обращаешь внимания на бомбы, настолько привык. С фронта приходят неутешительные вести — немцы все ближе к Москве и Ленинграду. У нас нет боязни врага. Я подавал заявление в ополчение, но мой 25-й год рождения не принимают.
20 октября. В городе плохо с питанием. Иждивенцы получают по 200 г черного хлеба. Были случаи, когда умирали грудные дети. Нас кормят неплохо, но официанты здорово обманывают. Командиру и старшине дадут больше, они и молчат. На работу не ездим, потому что нет бензина.
31 октября. Произошел нехороший случай. Он нас ошеломил. Когда в доме раздался сильный взрыв, подумал, что где-то рядом упала фугасная бомба. Выбежал в коридор и увидел, как из соседней комнаты, в которой мы спали, валил дым. Кузнецов тащил за собой политрука роты — у нее было обгорелое лицо, на теле тлела одежда. Оказывается, бойцы задумали истопить печку зажигательной бомбой, которую принес командир роты. Орлов положил ее в печку и обложил дровами. Политрук села рядом... Печку всю разворотило. Теперь трое в больнице в тяжелом состоянии, а с политруком совсем плохо.
Из дневника ленинградского военного цензора Софьи Неклюдовой. В блокаду выжила. Послевоенная судьба не известна.
Из разговора в очереди за хлебом: «Зажигательные бомбы — это ерунда. Хватай ее за хвост и кидай в бочку!» — «Ну, а если килограмм 250 упадет?» — «Ну что же, пожалуй, эта тяжеловата будет. Не поднять».
Кинематографисты на трудовых работах по укреплению города: «Отпустите нас сегодня пораньше, а то к бомбежке опоздаем!»
В очереди: «Бомбежка лучше, чем обстрел. Когда налет, трясешься два часа — и все, спи спокойно! А обстрел целый день может быть, да не знаешь, в какое время!»
Женщина получила телеграмму от сына с Урала: «Пришли чего-нибудь вкусненького». Женщина возмущена его непониманием обстановки.
Вчера днем у Сытного рынка сбит германский самолет. Летчик спрыгнул с парашютом. На него накинулись женщины и с остервенением ругали его, били, царапали. Невозможно было оттащить.
Кинематографисты обсуждали маршрут эвакуации из Ленинграда: «Сначала по Мариинской ветке до Ладожского озера. Там на корабль. Баржа идет 10-12 часов, а корабль военный — 4 часа...» — «Только когда на корабле поедете, — говорят им, — не забудьте взять в рот кусок сахара, чтобы, когда придется глотать воду, слаще было».
Рассказала соседка Тоня: «Германца вокруг Ленинграда в кольцо зажали. И нет им теперь подвозу. Германец просит, чтоб из кольца его освободили. Но наши не соглашаются».
Из дневника учительницы Клавдии Семеновой. Всю блокаду работала в школе, награждена медалью «За доблестный труд». Была верующим человеком, театралкой. Умерла в 1972-м.
29 марта. В 7 часов по радио сообщили отбой артобстрела. Пошла в церковь. Много народу. Исповедь общая. Причастилась Святых Тайн. Сегодня Вербное воскресенье. Целый день дома. Какое счастье... Слушаю по радио хорошую передачу. Чилийская песня на гавайской гитаре, Лемешев.
5 апреля. Сегодня Пасха Господня. В полседьмого утра пошла в церковь, простояла обедню: Дома сварила кофейку, яичко, ела кекс. День солнечный, но холодный. Стреляли сейчас зенитки. Но тревоги не было. Страшно.
22 апреля. Я в стационаре при больнице. Ослабла от лежания. Питают сносно. Главное, дают сахар — порция для дистрофиков. Конечно, мало. Вялость в людях и в природе. Тяжело ходить. Но надо идти, навестить коллегу.
1 мая. Рабочий день. Солнце чудное. Первый раз вышла без платка. После работы пошла в театр. «Свадьба в Малиновке». Место было хорошее. В полвосьмого дома, был артобстрел.
1944 год. Из записок ленинградского военного цензора Софьи Неклюдовой.
Сегодня наблюдала замечательную картину, достойную кисти художника. Развалина разрушенного бомбой дома. Остов стены. Груды камней, щебня, все густо засыпано снегом. Веселый гомон ребят. Они устроили на обломках ледяную горку и, не думая о недавно прошедших событиях, уничтоживших 4-этажное здание, весело катаются с горы.
