Но что происходит потом, после боев, после коварных засад и нападений на колонны федеральных войск? Почему мы то и дело сначала узнаем о количестве жертв из других - не наших - источников, и только потом потери начинают "уточняться" и у нас, приводя, как правило, к той же цифре? Почему родители погибших узнают о своей невосполнимой потере с необъяснимыми опозданиями? Почему, наконец, многие из них вынуждены проходить семь кругов ада, прежде чем сами найдут и захоронят по-человечески дорогие останки?
Мы уже рассказывали своим читателям о подобных случаях. Вот еще два "сюжета". Один - из времен той, первой чеченской, след которой дотянулся до наших дней, второй - уже из сегодняшних реалий.
...Не на месяцы - на годы растянулась судебная тяжба по иску Людмилы Голоцан - матери солдата, погибшего в одном из уличных боев в Грозном, к Министерству обороны. Что перенесли они с мужем, узнав о гибели единственного своего сына - 18-летнего Андрея, - думаю, объяснять не надо. Но вот то, через что ей и Сергею Андреевичу пришлось пройти, чтобы по-людски похоронить своего сына, нуждается в объяснении, ибо никак не вписывается в нормы цивилизованного общества.
"Груз 200" к родным погибшего солдата Андрея Голоцан не прибыл. Прождав напрасно и потратив месяцы на наведение справок, родители поняли: придется искать тело сына самим. В таких случаях все дороги в конечном счете ведут в Ростов-на-Дону - в печально знаменитую 124-ю лабораторию. Побывать в этом "всероссийском морге" не дай Бог никому. Отец и мать собственноручно перебрали и пересмотрели трупы в трех вагонах-рефрижераторах. Когда дело дошло до третьего вагона, отец поседел, как лунь, а мать, надышавшись трупным запахом, несколько раз теряла сознание, но, придя в себя, снова бралась за свою нечеловеческую работу. И все-таки они нашли его. Но когда вынесли из вагона останки сына, к ним вдруг бросилась чья-то обезумевшая мать, тоже искавшая своего мальчика. Она вцепилась в их ношу, крича, что это ее сын и она не позволит унести его. Такое не увидишь и в страшном сне: две матери, плача, вырывали друг у друга мертвое тело. В конце концов родителям Андрея удалось доказать, что это их сын, и получить "право" на его останки...
Но и на этом хождения по мукам не закончились. На похоронах, которые целиком легли на их плечи, упала, забившись в припадке, и сошла с ума бабушка Андрея. Вскоре они похоронили и ее рядом с любимым внуком. У отца, впавшего в депрессию, один за другим выпали все до единого зубы, а у матери попеременно отнимаются то ноги (полтора года не могла ходить), то слух, то зрение. Гибель сына и все, что за ней последовало, превратили ее, не старую еще женщину, в инвалида. Вот и судите, есть ли у нее и мужа основания для иска к Министерству обороны. Впрочем, основания-то очевидны, но вот шансы на то, чтобы выиграть дело в суде и получить компенсацию за нанесенный им материальный и моральный ущерб, весьма призрачны: подобными исками завален Пресненский межмуниципальный суд, однако за время двух чеченских войн в фонде "Право матери", всячески помогающем родителям погибших солдат, не припомнят, чтобы хотя бы один из них был удовлетворен.
Но, может быть, все это - в прошлом, и теперь дело обстоит иначе? Увы, история, связанная с гибелью солдата срочной службы Алексея Матафонова и кощунственное отношение к горю его матери - наглядный пример: на этом "фронте" пока что - без перемен.
Официального сообщения о том, что ее сын погиб, Галина Николаевна Матафонова так и не получила, а узнала об этом более чем странным образом. Знакомый по Липецку, живущий в Москве и не имеющий ровным счетом никакого отношения ни к военкомату, ни к воинской части, в которой служил Матафонов, прислал его матери телеграмму. В ней говорилось, что Алексей погиб, но военкомат якобы не может ее отыскать, чтобы сообщить эту скорбную весть. Дело в том, что, пока сын проходил службу, Галина Николаевна и две ее дочери тринадцати и десяти лет перебрались из Липецка в Тверскую область. После армии Алексей собирался жить и работать в Москве, где у него был шанс получить хорошо оплачиваемую работу, которая позволила бы ему помогать матери и сестрам. В своих письмах он и попросил мать перебраться поближе к столице. Галина Николаевна выбрала Тверскую область - там, в Зубовском районе, расположенном удобно, на пути к Москве, у нее была возможность устроиться на работу в леспромхоз. Правда, бытовые условия - хуже некуда: домик - собачья конура, тяжелая мужская работа за мизерную плату. Но на семейном совете решили: ничего, потерпим - ведь служить главному кормильцу остается недолго - всего полгода, а уж он о матери и сестричках позаботится... Этой мечтой и жили, пока не пришла та черная телеграмма. Но почему не официально, а через посредника? Ведь военкомату вовсе не составляло труда выяснить, что семья сменила адрес и узнать от соседей новый, однако там предпочли доверить столь деликатное дело - известить мать о гибели сына - случайному человеку, да еще через третьи руки, из-за чего весть дошла до него в искаженном виде. Он понял так, что гроб с телом Алексея Матафонова прибыл по старому адресу и теперь, дескать, матери нужно приехать, чтобы забрать его оттуда.
Получив телеграмму и придя в себя от такого удара, Галина Николаевна собрала все силы, заняла денег на дорогу и отправилась в Липецкую область. Однако, как оказалось, ни о каком "грузе 200" там и не слыхивали. Стали наводить справки, и выяснилось, что Алексей действительно погиб, но тело его, "кажется", находится в судебно-медицинской лаборатории N 124 и ждет опознания. Не имея ни сил, ни средств для поездки, несчастная женщина обратилась за помощью в фонд "Право матери" и нашла здесь и понимание, и поддержку. Часть, где служил Алексей до отправки в "горячую точку", дислоцировалась в Мулино Нижегородской области. В фонде связались с нижегородским отделением Комитета солдатских матерей, и вот что выяснилось: восемь человек из части 62892 отправились 9 октября прошлого года в разведку. Машина подорвалась на мине. Шестеро чудом остались живы, двое погибли, сильно обгорев. Известно, что один из двоих призывался в Липецкой области, другой - из Алтайского края. Тела обоих отправлены на экспертизу в Ростов-на-Дону.
Идентификация длилась два месяца. Ибо "тел" как таковых не было -лишь два обугленных скелета, из которых один, возможно, и есть то, что осталось от ее дорогого сыночка. Наконец все было кончено: экспертиза установила: один из двоих - Алексей Матафонов, и ей предложили забрать его останки.
Там, в Ростове-на-Дону, судьба свела Галину Николаевну с родителями второго сгоревшего парня - того, что с Алтая. Две осиротевшие матери, обнявшись, горько плакали на плечах друг у друга: "Мы теперь почти что родственники, - скажет позже Галина Николаевна, - прах наших детей смешался, и мы поделили его на две равные кучки..."
Несколько дней она прождала представителей воинской части, которые не просто приличия ради, а по уставу обязаны участвовать в похоронах своих погибших сослуживцев, да так и не дождалась. Никому не было дела до материнского горя... Домой Галина Николаевна ехала через Москву: она - в пассажирском, гроб - в багажно-товарном вагоне. В документе на "багаж" и в бирке рядом с номером и шифром значилось: "Вид отправки - гроб с телом воина МО, количество мест - 1, вес - 300 г, ценность - 0 рублей". Найдутся ли слова в "богатом и могучем" русском языке, чтобы прокомментировать такое тупое чиновничье кощунство!
К сожалению, не впервые случается подобное в нашей стране, которую, не знаю уж, к счастью или к несчастью, "аршином общим не измерить", но знаю одно: к этому невозможно привыкнуть. Мне могут возразить: полно, хоронят же и с почестями, за казенный счет. Да, бывает, недавно, например, погибших в Чечне офицеров "Альфы" и "Вымпела" отпевали аж в главном столичном соборе - храме Христа Спасителя, и сам президент был на панихиде. Но кто скажет, что такие похороны у нас - норма? Только по официальным данным, во второй чеченской войне погибло уже свыше двух тысяч российских воинов - все ли были удостоены такой чести? А скольким родителям и похоронить-то своих сыновей не на что! До недавнего времени даже мизерные "гробовые", как их называют в обиходе, не способные окупить и четверти суммы, необходимой для достойных похорон, не выплачивались месяцами!
Однако дело не только в деньгах, но и в том, как Родина в лице государства выполняет долг перед теми, кто свой долг перед ней выполнил честно, а подчас и геройски. И еще - перед их матерями и отцами. Да, во всякой войне неизбежны "похоронки", но забытых, исчезнувших без следа солдат и офицеров быть не должно - страна обязана помнить поименно каждого, кто, защищая ее, отдал самое дорогое - жизнь, и со всей деликатностью, со всем вниманием отнестись к тем, кто лишился сыновей - надежды и опоры в старости. Каждое циничное отступление от этого правила, подобное тем, о которых рассказано здесь, должно стать предметом особого рассмотрения с обязательным наказанием виновных.
На войне как на войне, но даже самая жестокая бойня не может свести к нулю ценность человеческой жизни. И если уж писать что-то на бирках "груза 200", то только одно - "бесценно".