Иосиф Кобзон: «Страха перед негодяями никогда не испытывал»

Главная Жизнь 01:42 10 Сентября 2009 6686

Завтра, в день своего 72-летия, Иосиф Кобзон впервые за много лет даст большой сольный концерт в Лужниках. Певец, у которого в последнее время были и радости, и трудности, рассказал «Труду-7», отчего решился прервать долгую паузу.

Сергей Бирюков

Напечатать

— Наверное, сыграло роль ностальгическое название зала «Россия», который пригласил вас выступить?

— И это тоже, конечно. Я ещё на своем 50-летии ввел традицию — чтобы известные артисты свой день рождения отмечали на сцене. Такой ежегодный творческий отчет. Ну и руководство ко мне обратилось: что ж, Иосиф Давыдович, нарушаете собственный почин? Приятно, что рядом со мной на сцене в этот вечер пожелали быть Соня Ротару, Нани Брегвадзе, Коля Басков: Будут и мои бывшие студентки Валерия, Ира Отиева, Валя Легкоступова: Так что и мне самому не очень много места останется (смеется). А насчет названия — хорошо, что сохранили его после того, как гостиницу «Россия» и знаменитую на весь мир концертную площадку снесли несколько лет назад. Теперь Государственный центральный концертный зал «Россия» базируется в Лужниках, во Дворце спорта.

— Помнится, в том зале висела солидная мраморная доска, посвященная вам.

— Она и сейчас существует — хранится в Лужниках. Её сделали к моему 60-летию, когда я объявил, что собираюсь свернуть гастрольную деятельность. Как бы в благодарность за сделанное мной на протяжении многих лет. Я же пел в «России» с самого начала, с первого концерта, когда в зале сидели только строители.

— Говорят, Кобзон небедный человек, мог бы сам такой зал отстроить.

— Ха-ха, у вас, журналистов, всегда все преувеличено. Кобзон приболел — значит, умирает, Кобзон богат — значит, мультимиллионер. Я 12 лет депутат Государственной думы, а всяк входящий туда подписывает заявление, что отказывается от любого бизнеса, кроме творческой деятельности. И бизнеса у меня нет. Несмотря на то что постоянно приходится материально помогать своему Агинскому Бурятскому округу, двум дет-ским домам в Туле и Ясной Поляне. Помогаю в основном не своими деньгами, а за счет средств моих состоятельных друзей. Но зал отстроить никак не могу. Мог бы — давно б уже отстроил.

— Но вы же почетный гражданин 28 городов нескольких стран — наверняка у вас больше возможностей, чем у простого смертного.

— Я очень горжусь честью, которую мне оказали Краснодар, Полтава, Днепропетровск, Донецк — столица моего родного Донбасса. Особо горжусь званием почетного гражданина Москвы — города, в который я когда-то приехал скромным пареньком в солдатских сапогах. За все время с 1886 года, когда учреждено это звание, я стал 26-м. Быть в одном ряду с такими людьми, как Евгений Светланов, Майя Плисецкая, Александра Пахмутова, очень почетно. Но должен вам сказать, что материальных привилегий это не дает никаких. Так что все шутки насчет бесплатной бани или проезда в трамвае — не более чем шутки.

— Кстати, о проезде. Вы, допустим, в метро часто спускаетесь?

— Крайне редко, но бывает. Метро у нас замечательное, но грязь в переходах, бомжи — это возмутительно.

— Вы всегда были вхожи в самые высокие круги власти. На даче у Брежнева пели.

— Начнем с того, что я пел перед Сталиным. В 1946 и 1948 годах как победитель школьной художественной самодеятельности, от Украины.

— В хоре?

— В каком хоре? Соло! «Летят перелетные птицы» и «Пшеница золотая» Блантера.

— И что, Иосиф Виссарионович как-то отреагировал, погладил по головке?

— Нет, он же в ложе сидел — в Кремлевском театре, тогда ни Дворца съездов, ни зала «Россия» не существовало. И перед Хрущевым я пел, и на даче Брежнева: Однажды меня везли на машине с такого домашнего концерта, куда пригласили спеть для дочери Леонида Ильича Галины и её друзей. Подъезжаем уже к моему дому на проспекте Мира, и когда я собрался выходить, водитель говорит: «Иосиф, ты хороший парень, отличный певец, не надо тебе больше туда ездить». Я не спросил почему.

— Наверное, по той самой поговорке, по Грибоедову: «Ах! от господ подалей; у них беды себе на всякий час готовь»?

— Вполне возможно.

— А с Горбачевым общались?

— Конечно — я же был народным депутатом СССР, участвовал во всех съездах. Очень интересный, умный человек.

— Но вы же патриот Советского Союза, а его часто записывают чуть ли не в разрушители страны.

— Мне кажется, Михаилу Сергеевичу не хватило силы воли. Игра в демократию, к которой он пришел и привел страну, не дала ему разогнать тех, кто был за разрушение Союза. Не позволила применить силу. Из-за этого рухнула великая держава. Очень жаль.

- То есть если бы вы были президентом, не побоялись бы отдать самый жесткий приказ?

— В какой-то момент не побоялся бы. Лучше ограниченно применить силу, чем потом нести огромные людские потери. Помните, мы хоронили первых трех погибших на баррикадах как национальных героев, скорбели всей страной? А потом счет жертвам всяческих конфликтов шел на тысячи, и это стало привычным.

— А никогда не было мысли в самом деле баллотироваться в президенты?

— Я считаю себя достаточно разумным человеком и убежден, что Россию должен возглавлять русский человек. Тогда он будет пользоваться доверием большей части населения. А я еврей. Мне в начальство лезть незачем, я многого добился на сцене.

— В советское время вас даже называли самым богатым артистом.

— Так и было, я этого не стесняюсь. Реже пишут, почему я был самым богатым: работал больше всех. Например, первым начал давать по два-три сольных концерта в день. Ну и ставка у меня была самая высокая — 202 рубля 50 копеек за гастрольную программу.

— Если вспомнить тогдашний курс доллара (6 рублей на черном рынке), не так много — где-то 40 «зеленых».

— А в Москве, где не было 50-процентной гастрольной надбавки, и того меньше. Нет, разве можно сравнивать богатство тогдашнего даже самого состоятельного артиста с состояниями этих сегодняшних прохиндеев-олигархов? Совершенно разные деньги и средства для их добывания.

— А какую первую по-настоящему дорогую покупку вы в жизни сделали?

— В 1964 году я приобрел кооперативную квартиру, в которую переехал из коммунальной. Кстати, за всю жизнь не получил ни метра государственной площади. Вторую кооперативную квартиру купил в 67-м, в 70-м — первую машину, в 76-м — дачу. На которой и живу теперь. Правда, с годами перестроил её, но все равно это не рублевский замок.

— В артистической судьбе очень частый грех и соблазн — выпивка.

— Не буду лукавить, трезвенником не был. Но мне было вполне достаточно 100 граммов в дружеской компании или после концерта для снятия напряжения. А теперь не пью вовсе — не потому, что такой правильный и хороший, а потому, что здоровье не позволяет. Не надо ханжить. Как говорил Горький, пьяниц жалею, а непьющих боюсь.

- То есть такого, чтобы из-за выпитого, допустим, забыть слова песни, с вами не бывало?

— Что вы, до концерта — вообще строжайший сухой закон. Я увольнял моментально, если узнавал, что кто-то из моих музыкантов выпил хотя бы пива перед выходом на сцену, не говоря уж о крепких напитках.

— В свое время у вас были напряженные отношения с Соединенными Штатами, куда вас не пускали якобы из-за вашей дружбы с Отари Квантришвили — известным политиком и, говорят, вором в законе.

— Во-первых, Квантришвили никогда не был вором в законе. Во-вторых, мне же никто не объяснил, в чем, собственно, претензия. Хотя и Госдума приняла постановление о защите чести и достоинства депутата Кобзона, и министр иностранных дел Лавров обращался уже к новой американской администрации с просьбой прекратить преследование — в ответ молчание. Ну вот такие у них бюрократические законы. Пока файл висит в компьютере, они будут свято его блюсти. Кстати, это касается не только меня, но всей моей семьи — жены, сына, дочери, даже внуков.

— Вы ведь и с Иваньковым-Япончиком знакомы.

— Не близко — встречался с ним в Америке ещё до того, как его там стали преследовать.

— Говорят, он очень яркий человек, Есенина может часами наизусть читать.

— Все правильно.

— Не думали навестить его сейчас, после того как на него покушались и он попал в больницу с ранением?

— Нет, я же вам сказал — мы никогда не были близки. Отчего я должен навещать Вячеслава Кирилловича, если у нас с ним никогда не было ни дружбы, ни общих дел? Только чтобы вам, журналистам, дать повод писать жареное? Нет, зарабатывайте на других персонажах.

— Вам, столько повидавшему в жизни — и в Чечне перед Басаевым певшему, и на Дубровку вызволять заложников ходившему, — было когда-нибудь страшно?

— Всякое бывало — Афганистан, Чернобыль, Чечня, Дубровка: На один мой концерт в Грозном в 90-е годы действительно вдруг явился Шамиль Басаев. Я пел на единственной сохранившейся площадке — стадионе для ручных игр. Вместо аплодисментов публика стреляла в воздух. Они ведь меня знали ещё с 64-го года, когда я спел «Песню о Грозном», до сих пор там популярную (а мое первое звание — заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР). Вышел Басаев и сказал: «Нам положено дарить высоким гостям коня, но война у нас все отняла, поэтому дарим то, что можем». И подарил свой пистолет. Мне в ухо Ахмед Закаев, тогдашний их министр культуры, шепчет: «Из дареного оружия положено стрелять в воздух». Я ответил: «Ни из какого оружия стрелять не буду и не хочу, чтобы вы когда-нибудь стреляли».

- То есть страх вам вообще не знаком?

— Отчего же — когда самолет попадает в болтанку. Или когда на дороге тебя вдруг подрезает безумный лихач. Я человек впечатлительный, даже сентиментальный. Но страха перед негодяями никогда не испытывал.

Наше досье

Иосиф Кобзон родился 11 сентября 1937 года в Донецкой области Украины. Во время войны семья была в эвакуации в Узбекистане. В 1956 поступил в горный техникум. Окончил Институт имени Гнесиных (вокал). За 50 лет исполнил около 2000 песен, особую славу ему принесли песни к сериалу «Семнадцать мгновений весны».

Женами Кобзона были певицы Вероника Круглова и Людмила Сенчина, актриса Людмила Гурченко. Сейчас женат в пятый раз на Нинель Дризиной-Кобзон. Имеет сына, дочь и семь внуков.

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 15746

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...