На стенах небольшой избенки висят полотна, сработанные на холстах, картоне, оберточной бумаге, обоях акварелью, гуашью, пером, карандашом. Дебелые бабы смотрятся в воду, как в зеркало, сытые после пастьбы коровы греются под летним солнышком, крученые тропинки пробиваются сквозь хлеба, гривы своенравных коней развеваются под ветром, сердитые глухари токуют на поляне - сельский мир художника Георгия Конькина многообразен и широк. И открылся он ему давно и нежданно.
Только стали мы говорить с ним об этом, как колыхнулась занавеска и из кухонного закутка вплыла в комнату плотная, сочная, словно с полотна живописца Пластова сошедшая, Мария Михайловна. "А вот и моя татарочка, - просиял Георгий Георгиевич и звучно шлепнул хозяйку ниже спины. - Проходи, Мархаба Мирмухаметовна,- без запинки произнес он, - без тебя разговора не получится".
ТАЛАНТ - ОТЛИЧИЕ БОЖЬЕ
Жизнь шла, как шла. Мария работала на совхозной ферме, Георгий там же то дояром службу правил, то пас совхозное стадо. Любил он это светлое занятие. Как зазеленеют поля и подойдет праздник святого Егория, наступает пора скотину на волю выпускать. Для всех в деревне это радость, а для пастуха - праздник. Солнышко прогревает тело и душу. Жаворонки в поднебесье звенят. Уставшая от затвора животина взбрыкивает от восторга.
В один из таких дней открылось Георгию видение такое яркое, что он весь день бережно носил его в памяти, а пришел домой, кинулся искать клочок бумаги и карандаш, чтобы то ли словом запечатлеть, то ли образом остановить тот миг. Что за картинка была послана ему тогда, не помнит. Только настроение осталось: яркие краски, легкость на сердце и умиление, словно пасхальное песнопение услышал. Но с той поры в торбе с харчами у него всегда лежали бумага и цветные карандаши.
ДАР, КАК ШИЛО, НЕ УТАИШЬ
Сколько холстов и рисунков разошлось по округе, счета нет. И не будет, потому как Георгий Георгиевич долго не понимал, да и сейчас, по правде сказать, не осознает всей глубины своего дарования. Он мог отдать пейзаж или портрет за бутылку водки, подарить случайному прохожему, зашедшему воды испить, оставить в доме хозяев, угостивших его обедом. В ту пору государство еще заботилось о "народных талантах", организовывало фестивали, смотры, выставки. Но талант этого художника открылся иным путем. Конькин рано понял, что не велика честь похваляться самобытностью, услышав, что в далекой Москве есть Университет культуры, где, не отрываясь от совхозного стада, можно учиться тайне живописи, написал письмо, послал работы, и его приняли. За все годы учебы он так ни разу и не съездил "на сессию". От него дотошно и не требовали теорий. Зато по части практики было строго: посылал он свои картинки регулярно - раз в семестр.
Дивным показалось Конькину, что часть работ каким-то путем оказалась на широко известной столичной выставке, которую посмотрели тысячи людей. И побывала на этом пиршестве красок даже одна культурная дама из его, Георгия, родной Курганской области. Приехав, всполошила местное начальство: вон какая знаменитость вызрела на нашей культурной ниве, а мы и не знаем. Ну, начальство "логично" стало сомневаться: мало ли еще в гигантском Союзе Советов даровитых Конькиных, да и Костыгин Лог, поди, не такое уж и редкое название. Но на всякий случай послали в эту зауральскую деревушку гонца.
Словом, 27 лет назад в Кургане открылась первая персональная выставка Георгия Конькина. Потом его картинами любовались в Москве, Бонне, Берлине, Каннах. Многие его работы есть в коллекциях зарубежных и отечественных собирателей, но как первая любовь, так и первая выставка для Георгия Георгиевича незабываема. И будет он всегда помнить "крестного", открывшего для него дорогу к известности, - бывшего директора областного художественного музея Анатолия Дмитриевича Львова.
КАК МАРХАБА НАТУРЩИЦ "СВАТАЛА"
Конькин - мастер на все руки. Он умеет делать чучела, резать по дереву и кости, в присущей ему манере "наивной живописи" пишет пейзажи, портреты, рисует животных и птиц. Но так ему мечталось хоть раз изобразить на холсте "предмет в стиле ню", что во снах стал видеть натурщиц - стройных, крепких, молодых. В деревне и думать об этом непристойно. Но тут ему повезло. На лесной дорожке встретил он "туристку", голодную странницу, бредущую не знамо куда. Накормил ее Георгий, стопку налил. Подобрела она, повеселела и согласилась постоять голенькой в тени берез. А когда комары докучали, окуналась в озерцо, выпивала рюмочку и закусывала. И так ей понравилось "способствовать" развитию конькинского таланта, что задержалась в тех краях на недельку-другую.
Как-то набрела на них Мария - понесла оголодалому, как ей казалось, мужу еду и "застукала" парочку. Натурщица, изнемогая от зноя и комаров, из последних сил являет художнику свои прелести - стройные ноги, тугие груди, гладкую кожу. Шевельнулась у жены художника змейка-ревность, но тут же Мархаба ее и задушила: это же работа у Егора такая, понимать надо. Присела в тенечке, любовалась, как Конькин изучает достоинства натурщицы, точно кладет на холст мазки. И лишь когда почувствовала, что Георгий из последних сил работает, окликнула. Девушка - в обморок. Георгий зыркнул на жену тяжелым взглядом и устало сел на сухую от жара траву.
"Модель" привели в чувство, плеснув на лицо горсть воды. Мария Михайловна успокоила ее, как могла, накормила, напоила молочком. А Егору своему сказала, мол, нечего такому художнику, словно бездомному барбосу, по лесам блукать. Есть светлый сарай, води туда натурщиц и пиши с них что душа велит. А недостатка в моделях не будет. Уж как она изворачивалась, но в селе, где собаки не лают на людей, потому что знают их в лицо, как родных, приводила к Георгию такие натуры, что колыхалась у художника грудь от их вида, а сердце билось, как тот день, когда впервые увидел любезную его душе Мархабу. Жена относила эту нервозность за счет творческого неистовства Конькина. И уходила, чтобы не мешать.
КАК КОНЬКИН В ПАРИЖ ПОПАЛ
Тут история особая. И ее бы не случилось, кабы не было в Москве муниципального Музея наивного искусства и его директора Владимира Ильича Грозина. Бывая в городах и весях России, сколько позволяют ему скудные госсредства, он и в Курган заехал. А там познакомился с Конькиным и его работами. Посмотрев их, предложил принять участие в конкурсе наивных художников, посвященном 200-летию А.С. Пушкина. А Георгий Георгиевич возьми да сразу четыре образа великого поэта и создай. Назвал их простенько: "Пушкин у пруда", "Зимняя дорога", "Пушкин в Царском селе" и "Пушкин на Кавказе". Конькинские картины много и долго путешествовали по России, побывав более чем на десяти выставках в Москве, Пскове, Иванове, Котласе, Кирове... А "Пушкин на Кавказе" был показан и в Каннах. Работы получили хорошие отзывы и от наших зрителей и от французских. А те в "наивном искусстве" толк знают.
Сейчас эти работы Георгия Конькина находятся в Музее наивного искусства. Автор волен их продать, если кто купит, или подарить. Владимир Грозин, достойно оценивая творчество Конькина, сказал, что место этого художника в первой десятке собратьев по "наивной" кисти. Музей и рад бы приобрести пушкинские портреты, но денег на это нет.
КИСТЬЮ НА ХЛЕБ НЕ ЗАРАБОТАТЬ
Никогда ни Георгий Георгиевич, ни Марья Михайловна не надеялись прокормиться искусством. У них другие способы добывания хлеба насущного. Есть при доме огород, где выращивают все, чтобы с голоду не умереть: картошку, лук, огурцы, помидоры. В саду плодоносят яблони, груши, вишни. Молоко и мясо тоже свое. Кормиться надо от земли, а не от кисти. Не будь у нас огорода и скотины, горестно заметил художник, через полгода ноги протянули бы. Его картины покупают охотно. Особенно "крутые". Видимо, прослышали, что "наивное искусство" всегда будет в цене. Недавно в Набережные Челны увезли пять картин, столько же в Челябинск. Приезжал заказчик из Тюмени, посмотрел все, что есть в кладовке у Георгия Георгиевича, и ничего не купил. "Мне - сказал он - надо, типа, большую голую бабу, в полстены. В предбаннике хочу повесить. Чтобы сам знаешь, что она из моих гостей высекала. И сразу намалюй две штуки, понял?". Конькин понял. И скоро заказ исполнит, потому как богатый "новорос" задаток оставил. Хороший задаток - его пенсия за три месяца.
09:26
Сны мечты в Нью-Дели
