Ирина Архипова: «Чем выше ранг звезды, тем с ней легче»

Главная Культура 00:32 12 Января 2010 8612

Самая великая русская Кармен отпраздновала свой юбилей

Напечатать

Ее Кармен, спетая полвека назад с легендарным Марио дель Монако, вошла ярчайшей страницей в историю мировой оперы. Она первой из русских меццо-сопрано покорила все главные сцены планеты. Архитектор по первой специальности, Архипова построила здания в разных городах России. Великая певица ответила на вопросы «Труда».

– Прежде всего – как себя чувствуете после инцидента на конкурсе Глинки? (чрезвычайно занятая на своем любимом конкурсе, Ирина Константиновна наскоро перекусила категорически запрещенным ей бутербродом с мясом и под Новый год угодила в больницу с острым пищевым расстройством – «Труд»)

– Спасибо, сейчас все в порядке. Но инцидент, как вы определили небольшие неполадки с моим здоровьем, был до невероятных размеров раздут желтой прессой и заставил поволноваться моих друзей и поклонников. В прессе озвучивались невероятные и тяжелые диагнозы, не имеющие отношения к действительности. Мне это странно и неприятно. Если журналистов действительно интересовало мое здоровье, можно было соединиться с моим мужем, Владиславом Пьявко, или с секретариатом Международного союза музыкальных деятелей и получить достоверную информацию. Но все это уже позади.

– Ни разу за вашу звездную карьеру не пожалели, хоть на секунду, что предпочли устойчивому ремеслу архитектора рискованную славу артистки?

– Ни разу не пожалела. Кстати, я не «могла бы стать архитектором», а стала им, работала в архитектурной мастерской «Центрального Военпроекта». В Москве есть здания, построенные по моим проектам. Решение поменять профессию было продуманным, несколько лет я сочетала работу архитектором и учебу в консерватории, но сделала выбор в пользу музыки.

– Вы были лично знакомы с великим скульптором Верой Мухиной. Такая сильная творческая личность не могла не повлиять на вас.
– Мне действительно выпало счастье быть лично знакомой с Верой Игнатьевной. Жена ее сына, Наташа, училась вместе со мной на вечернем отделении Московской консерватории. Благодаря Наташе я и попала в этот удивительный дом в одном из переулков на Пречистенке. В то время в мастерской Веры Игнатьевны стоял в работе памятник Петру Ильичу Чайковскому, тот самый, без которого теперь невозможно представить здание консерватории. Я неоднократно говорила и писала, что именно скульптор Вера Игнатьевна Мухина является для меня примером женщины-творца. Ее личность оказала на меня в молодости большое влияние.

– Видели восстановленных «Рабочего и колхозницу»?
– К сожалению, пока нет. Но я рада, что этот монумент вернулся на свое место.

– А легендарного советского архитектора Ивана Жолтовского знали?
– Иван Владиславович был нашим кумиром в Московском архитектурном институте. И случилось так, что он, сам о том не подозревая, сыграл решающую роль в повороте моей судьбы. Именно он пригласил в наш институт вести вокальный кружок Надежду Матвеевну Малышеву. По сей день считаю, что всем, что я умею в пении, обязана именно Надежде Матвеевне, моему дорогому педагогу. Уже учась в консерватории, уже работая в опере, я продолжала с ней консультироваться. А Иван Владиславович, услышав о моих успехах в кружке, дал мне прозвище «институтская примадонна».

– Как вам работалось с иностранцами в 1950-е годы? Ведь тогда любой контакт отслеживался «органами». Вас «инструктировали» перед спектаклем с Дель Монако?
– Вы можете мне не поверить, но единственной инструкцией перед спектаклем «Кармен» было строгое указание мне в этот день быть здоровой и в форме. Контакт, вероятно, отслеживался, но я этого не замечала.

– Наверняка к звезде такого ранга, как Марио, трудно «притереться» сразу. Что было в общении с ним самым сложным?
– Я должна вам возразить. Как правило, чем выше ранг звезды, чем талантливее и ярче человек, тем легче с ним в совместном творческом процессе – если, конечно, это творчество, а не спор амбиций. Идет удивительный обмен энергией, и петь, существовать на сцене с таким партнером – удивительное счастье, словно паришь. И вне сцены и Марио, и его супруга Рина были людьми удивительно простыми и естественными. Наша дружба продолжалась вплоть до их ухода из жизни, мы неоднократно встречались в Европе и, конечно, у них дома в Италии.

– Кстати, в Италии вам довелось петь «Хованщину» по-итальянски. Каково это – острое ощущение?
– Да, тогда руководство театра Ла Скала пришло к выводу, что публика должна понимать, о чем поется в опере. Предыдущая постановка «Хованщины» на русском языке успеха не имела. Ощущения – мягко говоря, непривычные. Мой партнер, выдающийся бас Николай Гяуров, говорил: «Ну, как можно сравнить по силе передаваемых эмоций фразу Ивана Хованского «Спаси Бог!» с итальянским «Dio Mio»! Однако я считаю такой подход имеющим право на жизнь. Более того – стремление сейчас в России исполнять оперу только на языке оригинала привело к тому, что оперные театры потеряли публику. Напомню – в российских императорских театрах, притом, что туда ходила публика образованная, знающая несколько иностранных языков, русская труппа исполняла французские, итальянские, немецкие оперы на русском языке, в хороших, профессиональных переводах. Для певцов моего поколения было обычной практикой знать партию на двух языках – оригинала и русском. Думаю, мы постепенно к этому вернемся. Мариинский театр уже начал.

– У вас было много триумфов – и все же какой вы считаете самым-самым?
– Если не говорить о «Кармен» с Марио Дель Монако в Москве, Неаполе и Риме, то я считаю, что это, вне всякого сомнения, «Трубадур» во Франции в 1972 году на фестивале в Оранже. Необычная сценическая площадка – огромный римский амфитеатр, многотысячная аудитория, и самое главное – великая Монтсеррат Кабалье в партии Леоноры. Произошло то же, что в дуэте с Марио – наши с Монтсеррат творческие энергии многократно усилили друг друга, и эффект превзошел все ожидания. Восторг публики был необыкновенным.

– А были, уж извините, провалы? От вас самой я как-то слышал историю, будто выступая с композитором Свиридовым, вы забыли слова в его романсе, и он что-то такое забавное сказал по этому поводу прямо на сцене…
– Он сказал: «Лапоть мой дорогой, не те слова поешь…» И мы начали снова.

– Что это был за человек?
– Георгий Васильевич Свиридов был личность исключительного масштаба. Думаю, мы все еще до конца не осознали, кто был нашим современником и с кем мы имели счастье общаться. Ощущение такое, что он, как теперь принято говорить, «транслировал» нам некие высшие истины и откровения. Энциклопедически образованный, в совершенстве знающий русскую историю, культуру, литературу, для меня он – пример национального гения, в том же ряду, что Пушкин, Чайковский, Рахманинов… А в человеческом плане – сложный, ершистый, не всегда справедливый в оценках, бескомпромиссный и исключительно честный. Ну, а по поводу сложности – человек такого масштаба простым и удобным быть просто не может. Его музыку последующие поколения еще будут и будут открывать, поражаясь ее глубине.

– У вас был ритуал при выходе на сцену? Или просто крестились, молитву читали? Чего категорически нельзя в день выступления?
– По поводу молитвы – вы забываете, что я, как и все мое поколение, получила атеистическое воспитание. Ритуала особого не было. Была всегда сосредоточенна. Категорически нельзя отвлекаться ни на что – на посторонние разговоры, суету: расплескаешь энергию. Поэтому меня легко могла вывести из себя любая неурядица с костюмом, или не вовремя раздавшийся телефонный звонок, или приставание с ненужным разговором. Я буквально взрывалась!!! Сейчас иногда думаю – может, просто перед выступлением был нужен дополнительный адреналин? Шучу, конечно.

– Через несколько лет после вас свою Кармен, балетную, создала Майя Плисецкая. Вы не обсуждали с ней этот образ?
– Майя Михайловна, великая Майя Плисецкая всегда творчески абсолютно независима. Мне сложно представить, что она с кем-нибудь обсуждает свои трактовки, разве что только с супругом, Родионом Щедриным. Как балет и опера совершенно разные искусства, так и трактовки Кармен у нас абсолютно разные. Я бы сказала так: у Майи – античная трагедия. Что у меня – самой судить сложно, но мне кажется, что скорее все же драма любви и нелюбви, драма свободы чувства.

– Руководимый вами более 40 лет конкурс имени Глинки открыл миру звезд: Владимира Атлантова, Евгения Нестеренко, Елену Образцову, Сергея Лейферкуса, Ольгу Бородину, Галину Горчакову, Дмитрия Хворостовского… Каким открытием более всего гордитесь?
– Поверьте мне, горжусь всеми и всех помню. Помню даже, кто какие ошибки делал… Но совершенно особое отношение у меня к Дмитрию Хворостовскому. Да, именно по поводу него мне пришлось биться и доказывать, что он и только он должен ехать на конкурс в Кардифф. Не скрою – вынуждена была «надавить» своим авторитетом, чтобы Дмитрий поехал. А вот что он превзошел мои ожидания – сказать не могу. Он их просто оправдал. Я знала, насколько велик его потенциал. Я счастлива его успехам и очень благодарна за ту поддержку, которую он оказал последнему конкурсу имени Глинки. Узнав о наших трудностях, Дмитрий принял участие в формировании призового фонда конкурса. Для молодых певцов победа в ХХIII конкурсе словно подкрепилась его напутствием и благословением.

– Вам нравится то, что оперные певцы подались в эстраду? Николай Басков, а вот теперь и тот же Хворостовский… Обычно они «в оправдание» приводят опыт трех великих теноров, запевших на футбольном чемпионате. Для вас это убедительный аргумент?
– Убедительный. Если это талантливо, если поется красивая музыка, то почему бы и нет? Проект Дмитрия Хворостовского и Игоря Крутого меня убедил.

– В свое время много пересудов вызвал ваш союз с Владиславом Пьявко. Предполагали, что это брак по расчету между опытной примадонной и молодым красавцем-тенором, за внимание которого боролись и Вишневская, и вы, и другие тогдашние звезды, а для него это был трамплин в карьере… Но оказалось, что это союз на всю жизнь. Что во Владиславе Ивановиче вам дороже всего? А за что его ругали и продолжаете ругать? А он вас за что-нибудь ругает?
– Дороже всего – он сам. Его неуемная сибирская натура. Благодаря его энергии и самоотверженности дело моей жизни – поддержка молодых певцов, музыкальное просветительство, - живет и развивается. Он – моя главная опора. Ругаю – за то, что сам поет меньше, чем мог бы, хотя находится в хорошей форме. Правда, партию Отелло в опере Верди он все же спел и даже записал, то есть моя «ругань» пошла на пользу. А меня он ругает за то, что я, по его мнению, не так тщательно занимаюсь своим здоровьем, как надо. Вот так и ругаемся.

– Расскажите о вашей полной тезке Ирине Архиповой -- правнучке.
– Когда Иришка была маленькая, она часто говорила: «Это не ты Ирина Архипова, а я». Сейчас она учится в школе и занимается в танцевальной студии, достигла успехов, даже получила две золотые медали на смотрах, буквально на днях приносила и хвасталась. Ее папа – мой внук, Андрей Архипов. Он получил серьезное техническое образование, но все же жизнь «развернула» его к вокалу – у него красивый бас, он окончил Московскую консерваторию и ее аспирантуру, сейчас – приглашенный солист Большого театра, уже исполнил несколько басовых партий. Его супруга Лена работает в области, не связанной с искусством, но является Андрюше верной опорой, без ее поддержки он вряд ли достиг бы таких успехов. Все вместе мы, к сожалению, собираемся не очень часто – заняты. Но на мой день рождения, конечно, встречаемся.

– Кто сейчас у вас в самых-самых верных друзьях?
– Я счастлива, что по сей день со мной рядом мои подруги институтских лет – Марина Ткачева и Октябрина Лебедева, которую мы с тех самых лет зовем «Киса». Счастье, когда люди проносят юношескую дружбу через всю жизнь.

– Вы много странствовали – какое самое красивое место на земле, по вашим наблюдениям?
– На Земле множество красивейших мест. Но для меня есть два, совершенно особых. Это Ивановка в Тамбовской области – восстановленная усадьба-музей Сергея Васильевича Рахманинова. Когда попадаешь в это место, где была написана большая часть музыки Рахманинова, понимаешь, почему она была написана именно здесь – такая удивительная духовная красота здесь царит. Горжусь, что по мере сил участвовала в восстановлении усадьбы, горжусь и дружбой с бессменным директором музея, энтузиастом и подвижником Александром Ивановичем Ермаковым. И не могу не сказать о маленьком городке Осташкове на Селигере – также месте удивительной красоты. Там уже больше двадцати лет идет наш музыкальный фестиваль, и прекрасная музыка гармонирует с редкой красотой природы.

Досье

Ирина Архипова, оперная певица (меццо-сопрано)

Родилась в Москве 2 января 1925 года.

Окончила Московский архитектурный институт, дипломный проект — мемориал павшим в Ставрополе (1948).

Занималась в институтском вокальном кружке Надежды Малышевой, которую считает своим главным педагогом.

Окончила Московскую консерваторию в 1953-м. В 1956-м принята в Большой театр.

13 июня 1959 года спела «Кармен» в Большом с Марио дель Монако в роли Хозе. На этом спектакле ее впервые увидел в качестве зрителя Владислав Пьявко, будущий муж.

Народная артистка СССР (1966), кавалер ордена Андрея Первозванного (2005).

Выбор

Три главные оперные роли Ирины Архиповой

Кармен (1956)

1 апреля 1956 года Архипова дебютировала в этой партии в Большом театре. С тех пор она считает эту дату своим творческим днем рождения.

Марфа (1959)

Впервые исполнив главную женскую партию в «Хованщине» на родной сцене Большого, певица в 1967-м спела ее в миланском театре «Ла Скала».

Азучена (1972)

Одну из коронных меццо-сопрановых партий Архиповой довелось спеть лишь за границей — в Оранже (Франция, 1972) и Лондоне (1975).

Напечатать

Культура 19:52 / 18 Ноября 2025 16132

Интрига с любовными письмами подвела Фальстафа

В спектакле Малого театра «Виндзорские женушки», кажется, есть все, что привлекает зрителей

Любовь Лебедина

Роль пьяницы и дебошира Джона Фальстафа креативно исполнил Александр Клюквин

В шекспировской комедии, где героини стремятся отстоять свое эго и быть наравне с мужчинами, лихо закручен сюжет, запутаны отношения, а лабиринт коридоров и комнат, созданных воображением сценографа Максим Обрезкова, не позволяет действию застыть. Оказывается,...