ОКТЯБРЬ НАЧИНАЛСЯ В ФЕВРАЛЕ

Главная Жизнь 01:01 13 Марта 2003 219

Февральскую революцию 17-го, очередная годовщина которой выпала на эти дни (по новому стилю), можно назвать той исторической развилкой, которая давала России очередную возможность пойти по пути цивилизованного демократического развития. Но, как всегда, на

Корабельникова Ольга

Напечатать

Один из незаконченных набросков деда, написанный простым карандашом, под заголовком "Из воспоминаний и из раздумий". Рукопись не датирована, но, похоже, работал он над ней весной 1967 года, когда Февральской революции исполнялось полвека:
"/.../Вечером 27 февраля мне и П.Залуцкому, членам Русского Бюро Центрального Комитета партии большевиков, пришлось присутствовать на первом заседании Петроградского Совета рабочих депутатов в Таврическом дворце. В зале находилось примерно 200 человек. /.../ Кроме нас двоих, большевиков не видно было, хотя наши выступления и реплики вызывали моментами определенную поддержку. Это было, например, тогда, когда мы предлагали принять решительные меры против черносотенной печати, требовавшей беспощадных репрессий против революционных выступлений рабочих и солдат./.../
Таврический дворец с первого дня революции разделился на два крыла. В одном расположился Думский Комитет, поддерживавший связи с остатками старого царского правительства, с генералитетом, с верхами петербургской знати, буржуазии. В другом - Совет Рабочих депутатов, куда непрерывным потоком шли делегации с заводов и фабрик, от воинских частей, студентов и просто отдельные лица из демократических кругов, из интеллигенции. В центре здания в вестибюле перед главным залом, где раньше заседала Государственная Дума, шли почти непрерывные митинги". /.../
На этом рукопись обрывается. Попытаемся ее дополнить и продолжить.
Не только Ленин, давно уже живший в отрыве от Родины, но и большевики, работавшие в Петрограде, не ждали Февральской революции... Напротив, как вспоминал Шляпников, еще в начале февраля 1917 года Русскому бюро "приходилось опровергать и бороться с некоторыми заблуждениями и иллюзиями товарищей относительно преувеличения сил рабочего класса в надвигавшейся борьбе"./.../
Это потом появятся обоснования "гениального ленинского предвидения", полного соответствия происшедших событий учению об объективных и субъективных предпосылках, революционной ситуации и руководящей роли партии. А тогда, как писал Троцкий, "действительный ход февральского переворота нарушил привычную схему большевизма"./.../
27 февраля (12 марта), понедельник.
Если бы не Октябрь, именно этот день отмечался бы как День Революции. Все происходившее до этого в Петрограде - а нигде больше беспорядков не наблюдалось - можно охарактеризовать скорее как забастовки и голодные бунты. /.../ 27-го все изменилось.
В казармах ночью не спали, переживая день вчерашний и предугадывая день грядущий. В учебной команде лейб-гвардии Волынского полка, накануне открывшей огонь на Знаменской площади, взводные сговорились не подчиняться приказам. Пришедший в казарму в седьмом часу начальник учебной команды Лашевич был убит ружейными выстрелами. Солдаты с криками "ура!" разобрали цейхгауз и, стреляя в воздух, направились к расположенным по соседству, на Кирочной улице, казармам Преображенского и Литовского полков. /.../ Силой были взяты главный арсенал, главное артиллерийское управление и склады патронного завода, освобождены арестованные - и уголовники, и политические - из "Крестов", дома предварительного заключения и других тюрем. В небо потянулся дым от подожженных полицейских участков, Охранного отделения, Главного тюремного управления. /.../
Типографии печатали приказ о введении осадного положения, но развешивать его по городу было уже некому...
/.../Сообщения из столицы заставили царя пойти на назначение военного диктатора с полномочиями подавить бунт силой с помощью лояльных фронтовых частей. На эту роль был выбран герой галицийской кампании генерал Иванов, который получил приказ отправиться из Могилева в Царское Село для охраны находившихся там жены и болевших корью детей Николая. Туда же должны были подтянуться восемь боевых полков. Туда же в ночь на 28 февраля готовился выехать сам император.
Но вопрос о власти решался в другом месте - на улицах Петрограда и в Таврическом дворце./.../
"Частное совещание", открывшееся в 2 часа дня, поначалу никак не могло сориентироваться в ситуации. Милюков еще призывал собирать точные сведения о "размерах беспорядков", когда в зал вбежал в сильном возбуждении Александр Керенский: толпы солдат и народа идут к Таврическому дворцу требовать от Думы, чтобы она брала власть в свои руки./.../
Через минуту оказалось, что толпа уже ворвалась во дворец. Думские старейшины шушукаются, и Родзянко провозглашает спонтанно возникшее решение: организован Временный комитет Государственной Думы "для водворения порядка в Петрограде и для сношения с организациями и лицами". Толпа ликует. Было 3 часа дня.
Инициатива в руках Керенского. Он сам лично расставил охрану Таврического дворца и отдал жаждавшим указаний солдатам задание начать арестовывать видных правительственных деятелей.
Казалось, Дума прочно овладевала ситуацией. Но это только казалось. Одновременно с Временным комитетом возникала параллельная и, как скоро выяснится, альтернативная система власти - советы./.../
/.../В середине дня дед находился на квартире Павлова, которая переставала быть конспиративной, и работал над Манифестом, призванным стать теоретической и практической основой партии большевиков в идущей революции. Болванку подготовил лидер "нижегородско-сормовского землячества" Каюров, окончательный вариант готовил Молотов в окружении рабочих Свешникова, Хахарева и хозяина квартиры. /.../
В результате Манифест вышел большевистски цельным. Сообщая о переходе столицы в руки восставшего народа, ЦК РСДРП объявлял главной задачей рабочего класса и революционной армии создание Временного революционного правительства, которое должно встать во главе нового республиканского строя, обеспечить все права и вольности народа, установить 8-часовой рабочий день, конфисковать помещичьи, монастырские, кабинетские земли и передать их народу, созвать Учредительное собрание./.../
Дед вспоминал, что Ленин, вернувшись в Россию, сильно его хвалил за этот Манифест. /.../ Совершенно иной была оценка Троцкого. В "Истории русской революции" он возмущался "руководящими большевиками" за то, что они действовали "не как представители пролетарской партии, которая готовится открыть самостоятельную борьбу за власть, а как левое крыло демократии, которое, провозглашая свои принципы, собирается в течение неопределенно долгого времени играть роль лояльной оппозиции". О немедленной борьбе за диктатуру пролетариата в Манифесте действительно не было ни слова. Впрочем, как Троцкий мог похвалить Молотова, ведь они всю жизнь плохо переносили друг друга...
Закончив работу над Манифестом и передав его на гектограф, Молотов принялся за поиски своих коллег по Русскому бюро ЦК. Пошел по обычным адресам явочных квартир, обнаружил Залуцкого, но Шляпникова нигде не было. Кто-то слышал, что он собирался наведаться к Максиму Горькому. И дед отправился к писателю на Кронверкский проспект./.../
К Горькому Молотов и Залуцкий добрались уже затемно. Знаменитая квартира писателя. Полно народу - политики, рабочие, коллеги по творческому цеху. Кругом множество книг, изваяния Будды, китайская цветная скульптура, лак, фарфор. Вот и хозяин - высокий, сутулый, угловатое морщинистое лицо с жесткими черными усами щеточкой. Молотов робко поздоровался и поинтересовался, не заходил ли Шляпников. Горький (сильно окая, подметил дед) ответил, что заходил, но отбыл вместе с литератором его кружка Николаем Сухановым на заседание Петроградского Совета рабочих депутатов...
Едва попрощавшись, Молотов и Залуцкий помчались в Думу...
/.../ На углу Шпалерной и Таврического сада стоял автомобиль с пулеметом - первый организованный вооруженный патруль. Но и за ним пестрая толпа не убывала, толклась на тротуарах и мостовой. У самого Таврического дворца - огромное скопление солдат и автомобилей. В машины усаживались люди, грузились какие-то припасы, оружие, в каждой сидели дамы революционного поведения. Все приказывали, но никто не спешил повиноваться. Было от чего прийти не только в восторг, но и в ужас. Неорганизованные толпы были бы беспомощны перед лицом одной боеспособной и лояльной царю дивизии. Этой дивизии не было, но никто из революционеров об этом еще не знал и старался не думать.
У входа в здание Госдумы - давка. Часовые не выдерживали напора людской массы, которая прорывалась во дворец. Поработав как следует локтями, руководители Русского бюро ЦК большевиков протиснулись в здание Государственной думы. Шел десятый час вечера.
Вряд ли дед предполагал, что дверь Таврического дворца станет для него входом в историю. До этого момента история России, которую Молотов стремился изменить, скорее, несла его - активиста маленькой левацкой партии - как песчинку. Вечером 27 февраля 1917 г. он попал в ее эпицентр. И оставался там все последующие сорок лет. /.../
В воздухе витал вопрос о власти. Про себя и друг другу его задавали все, но никто не решался вынести на обсуждение совета. Эсеры и меньшевики явно не спешили форсировать события. Постановку вопроса можно было ожидать от большевиков, но и они этого не сделали. Почему? Думаю, не только по причине своей малочисленности, что изначально обрекало большевиков на второстепенную роль в Совете. В то время как среди присутствовавших меньшевиков и эсеров что ни человек - то эпоха в истории российского социализма и рабочего движения, никто из тогдашних членов Русского бюро ЦК (словами Адама Улама) "не пользовался репутацией революционного лидера". И они прекрасно это осознавали. Как писал сам дед, "главные силы большевиков были далеко от Петрограда, в эмиграции, в ссылке. Находившиеся в Петрограде были малоопытными, недостаточно авторитетными. Работая в условиях подполья, мы и не могли быть известны широким массам".
Борьба пошла не за власть Совета, а за власть внутри Совета при выборах его Временного Исполнительного комитета. /.../
Решили обсуждать продовольственный вопрос, кто-то уже взял слово, но тут раздались крики о том, что не мешало бы выслушать главных героев дня - солдат. Требование с энтузиазмом было поддержано. "Зал слушал, как дети слушают чудесную, дух захватывающую и наизусть известную сказку, затаив дыхание, с вытянутыми шеями и невидящими глазами, - писал Суханов./.../
И тут настала очередь Молотова. Он выкрикнул предложение включить солдат в состав Совета и отныне называть его Советом рабочих и солдатских депутатов./.../
Керенский счел это предложение очень сильным ходом: "Солдаты в Совете открыли большевикам прямой доступ в казармы и на фронт. И, конечно же, это также дало большевикам и другим лидерам Совета... мощное оружие для ведения политической борьбы, особенно в столице, где гарнизон был особенно велик".
Дед тоже гордился этой своей инициативой, хотя полагал, что она была просто органическим развитием предыдущей революционной практики большевиков: "По нашей инициативе, по инициативе большевиков, Петроградский Совет рабочих депутатов за какие-нибудь день-два превратился в Совет рабочих и солдатских депутатов. Мы с первого же дня (выделено мною. - В.Н.) добивались участия представителей солдат в Совете..."
/.../ Вслед за "солдатской" частью первого заседания Совета началась "продовольственная". Из доклада некоего Франкорусского выяснилось, что положение с продуктами питания в городе вовсе не катастрофическое. Союзы Земств и Городов, а также интендантство располагали значительным количеством продовольствия. Собрание постановило использовать для снабжения армии и населения все интендантские, общественные и частные запасы./.../ Как не без иронии отмечал монархист С.С.Ольденбург, "Таврический дворец превращался не только в боевой штаб, но и в питательный пункт. Это сразу создавало практическую связь между "Советом" и солдатской массой"./.../
В связи с вопросом об охране города возникло предложение о воззвании к населению от имени Совета. Потребовалось избрать литературную комиссию. В нее вошли Соколов, Пешехонов, Стеклов, Гриневич и Суханов, тотчас же приступившие к работе.
Но если уж есть литературная комиссия, то нужен и печатный орган. При обсуждении газетного вопроса Молотов выступил с возмутившим многих предложением - разрешать выпуск только тех газет, которые поддерживают революцию. Идея не прошла. "Видимо, я плохо ее защищал, - вспоминал дед. - Хотя по существу, думаю, я был прав".
Совет решил немедленно приступить к выпуску своей газеты, дав рождение "Известиям". Все издательские дела были поручены Борису Авилову, Владимиру Бонч-Бруевичу и Юрию Стеклову, которые с отрядом преображенцев отправились занимать типографию газеты "Копейка", чтобы там начать издание "Известий". Молотов успел им сунуть текст Манифеста ЦК - пусть опубликуют./.../
К исходу дня почти весь Петроград перешел в руки восставших. Государственная машина императорской России прекратила работу, здания министерств и ведомств были заняты революционными солдатами.
/.../Кому в итоге принадлежала власть? Никому в отдельности, но сразу - целому ряду учреждений и лиц, распоряжавшихся одновременно. Возникло знаменитое двоевластие, которому суждено было парализовать российский государственный механизм. /.../

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 9350

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...