ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ: ЧОНКИН В АМЕРИКЕ

Главная Жизнь 01:01 21 Октября 2000 134

Судьба Владимира Войновича полна парадоксов. Ярый антисталинист, он появился на свет в Сталинабаде (так именовался Душанбе). После того как будущий писатель дважды не был принят в Литинститут, он поступил в Педагогический институт имени Крупской (опять же

Славуцкий Александр

Напечатать

-Владимир Николаевич, вы однажды сказали, что Россия догоняет Запад, где книг уже давно почти не читают. Но на презентациях ваших произведений выстраивались очереди за автографами. Вы не изменили своего мнения на этот счет?
- Нет, не изменил. Книги, конечно, читают, но значительно меньше, чем раньше. К тому же сейчас появилось очень много специальных изданий (скажем, по экономике или компьютерам), которые зачастую вытесняют художественную литературу. И это процесс неизбежный, так что мой прогноз сбывается. Вообще прежняя жизнь больше располагала к чтению, сейчас же все социальные условия и даже нынешняя свобода враждебны литературе. Потому что в прежние годы у человека было мало возможностей для проявления личной инициативы, мало кто мог себе позволить, например, провести отпуск в Турции или на Канарах, поэтому больше времени уделялось чтению. В закрытом обществе человек искал ответы на свои вопросы прежде всего в книгах. Сейчас же все заняты, думают о том, как заработать, куда вложить деньги, читают какие-нибудь "Биржевые новости". Поэтому ответы на те же самые вопросы ищут уже не в книгах. Кто-то в церкви, а кто-то у психоаналитика...
- И каково же писателю, который понимает, что его роль становится все менее значимой?
- Конечно, немного обидно, но ведь глупо жаловаться на прогресс. Оказывается, для того чтобы литература процветала, нужно некоторое внешнее давление. Я сравниваю положение писателя с положением врача. Во время чумы врач очень уважаем, его роль необычайно важна: он рискует своей жизнью, спасая других. А потом, когда эпидемия кончается, он оказывается никому не нужен. Но если врач - человек честный, вряд ли он будет жалеть об этом и желать возвращения чумы. Я не желал бы возвращения к закрытому обществу, где людям только и остается, что читать.
- Вы живете то в России, то в Германии, издаетесь во многих странах мира. Как ваши книги воспринимает зарубежный читатель?
- Мне кажется, он тоже меня понимает, потому что я стараюсь, во-первых, писать просто, во-вторых, о неких общечеловеческих ценностях, которые понятны всем.
- Но все-таки ваша сатира отражает особенности и нелепости именно нашего общества. Понятны ли они читателям других стран, где живут иначе?
- Если принимать во внимание мнение автора о себе самом, то своим главным умением я считаю создание художественных образов, человеческих типов. И тут национальные различия не столь существенны, мы же воспринимаем бравого солдата Швейка, Дон Кихота или Уленшпигеля... Значит, и образы, создаваемые русской литературой, тоже могут быть поняты зарубежным читателем. А вот что касается определения жанра, в котором я пишу, то я не согласен с присвоенным мне званием социального сатирика, потому что объект моей сатиры - не какой-то строй или общественные устои, а что-то более глубинное - сущность человека.
- Правда ли, что у Чонкина были какие-то реальные прототипы?
- Не совсем. Чонкин - образ собирательный. Я четыре года служил в армии, за это время у меня накопилось много впечатлений, которые затем нашли свое воплощение в романе. А что касается самой фамилии Чонкин, то она действительно реальна. Однажды я увидел солдата, который поразил мое воображение какой-то совершенной несуразностью. Я спросил своего приятеля, кто это, и он мне сказал в ответ: "Ты разве не знаешь? Это Чонкин". Потом этот Чонкин стал у нас притчей во языцех. И наш командир майор Догадкин, когда сердился на кого-нибудь, начинал топать ногами и кричать, что отправит на конюшню вместо Чонкина.
- Как-то вы сказали, что если бы вас не выгнали из России, то довели бы историю Чонкина до 1956 года...
- Совершенно верно, но меня выслали... Однако в скором времени должна выйти окончательная версия "Чонкина", действие которой завершается в 1990 году.
- И в каких войнах ваш герой принимает участие? Наверное, в Афганистане, Чечне?
- Мне действительно очень часто предлагали отправить Чонкина в Афганистан или в Чечню. Но это невозможно, потому что Чонкин - сын своего времени. Произведение задумано с самого начала как роман эпический. В конце войны Чонкин попадает в американскую зону, и вопреки своей воле становится перемещенным лицом. Потом он оказывается в Америке, где работает батраком у фермера украинского происхождения. А поскольку работник из него получился очень старательный и прилежный, то фермер, умирая, завещает Чонкину жениться на вдове. Когда через некоторое время и она умирает, Чонкин становится богатым фермером. В 1990-м году он приезжает в Россию и наконец встречается с Нюрой. Это уже история не комическая, а скорее сентиментальная: ему уже 70 лет, и ей приблизительно столько же. Он благополучный человек - хорошо одетый, с фарфоровыми зубами, а она беззубая, прикрывает рот платочком. Чонкин приглашает ее к себе в Америку. Нюра приезжает к нему, гостит. Романа между ними уже никакого нет, он жалеет ее, она - его. Потом, когда Нюра возвращается в Россию, они переписываются.
- Станислав Ежи Лец сказал, что сатира восстанавливает то, что уничтожил пафос. Мы сейчас живем в иное время, которое, наверное, требует и иных художественных средств...
- Может быть, пафос времени в чем-то действительно стал другим, хотя если взять некоторые факты нашей сегодняшней жизни, то видно, что очень многое мы еще не изжили.
- В вашем недавнем романе "Монументальная пропаганда" героиня Аглая Ревкина - убежденная коммунистка - хранит у себя дома как святыню огромный бюст Сталина... То есть, несмотря на внешние изменения, внутренне многие люди мало изменились?
- Человеческая натура поддается изменению с большим трудом. И от того, что один строй рухнул, а другой появился, люди не стали другими. В России по-прежнему живут советские люди, потому что они воспитаны советской властью. "Монументальная пропаганда" - роман о страсти человека, и не только советского, к сотворению кумиров. Очень многие склонны к этому: выбрать какого-то человека, наделить его совершенно немыслимыми и несовместимыми в пределах одной личности чертами и молиться на него. И это переходит из поколения к поколению. Так было с Лениным, Сталиным...
- Вы пишете по плану или ваше творчество - это игра, импровизация?
- Скорее, второе. Когда я пишу, вначале возникает некий общий замысел, я приблизительно знаю, куда вести сюжет, но считаю удачей, когда сбиваюсь с этого пути и ухожу куда-то совсем в другую, подчас неожиданную для меня сторону. Возникает какой-то образ, потом - интонация, и постепенно рассказ как из тумана вырисовывается. Писательское дело в чем-то сродни актерскому. Однажды, когда я описывал старика (мне тогда было 27 лет), я чувствовал себя усталым, ходил по комнате, еле поднимая ноги, что-то бормотал стариковским голосом, у меня дрожали руки...
- Такое понятие, как отдых, вам знакомо?
- Оно одновременно мне знакомо и не знакомо, потому что, на самом деле, я не умею отдыхать. Бывает, мы с женой приезжаем на море, и обязательно первые день-два я смотрю на живописные окрестности и думаю: какое благословенное место, вот здесь бы прожить всю жизнь. А через несколько дней отдых уже начинает надоедать, через неделю я думаю, не пора ли домой. И даже когда я загораю на пляже, у меня все равно вертятся в голове какие-то сюжеты, образы, диалоги. Кроме того, я очень часто отдыхаю, так сказать, попутно, когда меня приглашают на какие-нибудь фестивали или конференции.
- У вас нет в Подмосковье дачи?
- Дачи у меня нет. Денег не накопил, а даровую дачу не заслужил ни при советской власти, ни после. Кстати, лет десять назад я написал заявление в Литфонд, где до сих пор распределяют дачи. Мне сказали, что я получу в первую очередь, но, видимо, моя очередь первая не с того конца...
- Простые люди обращают на вас внимание, когда встречают вас на улице, в магазине?
- Обращают, причем реакция бывает самой различной. Вот парочка забавных случаев. Однажды в метро на меня уставился какой-то мужик и после десятисекундного молчания как закричит: "Неужели это вы, и в метро?". Я ему отвечаю, что летать по воздуху еще не научился и вот еду под землей. Или как-то мне навстречу прошли муж и жена, и, поравнявшись со мной, он сказал: "Смотри, вот Войнович идет, и без телохранителей". Иногда сталкиваюсь и с недоброжелательной реакцией, правда, редко.

Напечатать

Жизнь 16:00 / 15 Января 2025 10412

Из украинского плена вернулись 25 российских бойцов

Украинская сторона получила столько же военнопленных, сообщили в Министерстве обороны РФ

Фото: Владимир Баранов, globallookpress.com

Россия и Украина провели обмен военнопленными по формуле «25 на 25». Об этом сообщила в социальной сети «ВКонтакте» пресс-служба Министерства обороны РФ. В результате переговоров на Родину вернулись 25 российских военнослужащих....