Еще одна жизнь

Главная Культура 18:56 03 Декабря 2025 717

Еще одна жизнь

В Большом театре воскресили «Мертвые души»

Напечатать

Возобновление спектаклей – в тренде репертуарной стратегии Гергиева в Большом театре. За два сезона здесь воскресили «Руслана Людмилу» в декорациях 120-летней давности (Коровин и Головин, 1904 год), «Князя Игоря» в постановке советских 50-х и с хореографией Фокина (1909 год), «Хованщину» Баратова и Федоровского 1952 года, «Сорочинскую ярмарку», поставленную по мотивам спектакля Покровского 2000-го года. Очередная премьера в Большом театре – «Мертвые души» Родиона Щедрина – в том же, ретроспективном, ряду. Спектакль 1977 года, поставленный Юрием Темиркановым, Борисом Покровским и Валерием Левенталем, воссоздан на Исторической сцене Валерием Гергиевым, режиссером Ксенией Шостакович и художником Альоной Пикаловой.

Премьера вошла в афишу фестиваля, посвященного 100-летию Майи Плисецкой и недавно ушедшему из жизни Родиону Щедрину. В программе фестиваля оперные и балетные спектакли на музыку Щедрина, в числе которых и «Мертвые души» Мариинского театра в постановке Василия Бархатова (2011 год).

Можно рассуждать о том, почему Гергиев в Большом театре предпочел восстанавливать спектакль полувековой давности, а не делать новый спектакль, с созвучной современной публике интонацией и смысловыми акцентами. Но, учитывая адресное посвящение этой постановки памяти Щедрина, а также - истории Большого театра, отмечающего в этом сезоне свое 250-летие, мотивация ясна. К слову, сам Покровский, хотя и считал, что постановки в театре могут просуществовать максимум восемь-десять лет, но все-таки допускал, что бывают «выдающиеся исключения». Он говорил студентам: спектакль живет столько, сколько он должен жить, и этот срок зависит от того, как спектакль «выкормлен молоком»: если хорошо «выкормлен», значит, будет жить долго.

В этом смысле спектакль Покровского «Мертвые души» «выкормлен» на долгие годы. И хотя, восстановленный, он и воспринимается сегодня как культурный артефакт, тем не менее он интересен, захватывает и своей сценической картиной, и музыкальным воплощением, и тем, с каким азартом работают артисты в заданных обстоятельствах.

По сути, это тоже эксперимент - реконструировать постановку в ситуации, когда никого из авторов нет в живых, нет режиссерских записей, комплекта эскизов, технической детализации, нет видеоматериалов (сохранились видеофрагменты на 40 минут). В премьерном буклете постановщики в подробностях описали сложности сценической реализации проекта, все этапы своей скрупулезной работы – от архивных поисков до «склейки» элементов спектакля в художественное целое.

Художнику Альоне Пикаловой удалось собрать, словно пазл, аутентичный образ спектакля, воссоздать с художниками и костюмы Вильяма Клементьева, и левенталевскую сценографию, где пришлось заменить живописную панораму задника с пейзажем, приводившуюся в движение сценической машинерией тех времен, на видеопроекцию, что, к слову, придало более современный образ спектаклю. Корректной была и работа Ксении Шостакович, которая, как и в предыдущем своем опыте на сцене Большого театра – восстановлении «Сорочинской ярмарки» Покровского, удержалась в границах авторского материала. Разумеется, вышла не копия спектакля Покровского, что невозможно априори, но близкий по духу и атмосфере спектакль.

Как объясняют источники, спектакль Покровского не был в свое время экспериментальным, хотя спустя полвека он кажется именно таким. Его пространственное решение простое и условное – разделение сценической коробки по вертикали - на верх и низ, наглядно иллюстрирует метафорическое гоголевское двоемирие: внизу разворачивается гротеск жизни персонажей, наверху – панорама русского мира, унылый осенний пейзаж с покосившимся избами, крестами погоста, усадьбой на горизонте и луковицей церкви. Этот верхний план возведен в спектакле до уровня символа – той самой загадочной русской жизни, «русской души», звучащей стилизованными Щедриным под фольклор песнями-причитаниями в исполнении ансамбля «Комонь». Сценически этот символ воплощается в мизансцене-рефрене – бесцельном движении Чичикова и его кучера Селифана на бричке по бездорожью на фоне тоскливого пейзажа, по сути - в никуда. «Доедет ли в Казань… Не доедет». И спустя полвека этот сценический концепт не кажется архаичным.

Родион Щедрин считал, что гоголевские «Мертвые души» - это «библия для русского человека», передав в своей опере многозначность гоголевского текста, все ее слои - житейский, гротескный, философский, мистический, иносказательный. Эти слои в его партитуре не пересекаются, а накладываются друг на друга. На заунывную песню – колокольный звон, на экспрессивные диалоги персонажей – меланхоличное, разреженное оркестровое движение и т.п. В оркестре параллельно с симфоническими инструментами сосуществуют гитара и балалайка, а вместо первых и вторых скрипок поет хор в народной манере. Оркестр выше всяких похвал – чеканный, выразительный, скоординированный на всех уровнях. Сложнейший музыкальный язык Щедрина, с его быстрыми ритмическими трансформациями, амплитудой от «фольклора» до додекафонии, с его акустической «пространственностью» - низ-верх, и по-россиниевски виртуозной техникой вокальных партий, раскрывается во всем своем масштабе. Пожалуй, это самая впечатляющая по музыкальному результату премьера Большого театра за последние два сезона.

Певцы, среди которых много молодых - участников Молодежной программы Большого театра, убедили и в актерском плане. Сочетать острый актерский гротеск с вокалом, техника которого меняется чуть ли не в каждой фразе – то скороговорка, то речитатив, то буффонные «колоратуры», то ансамбли в бешеном темпе, - задача не из простых. И певцы отлично с ней справляются: и Чичиков (Василий Соколов) – льстивый прохвост, пластичный, с выразительной мимикой, вкрадчиво подыгрывающий своим визави, и чета Маниловых (Тихон Горячев и Анна Аглатова) в кудрявых париках, с «глупым» гримом и приторно-сладостной интонацией «Майский день, майский день, именины сердца», и «себе на уме» Коробочка (Елена Манистина), с ее ускоряющейся сердитой скороговоркой «как бы не продешевить!» на фоне ернического оркестрового аккомпанемента, и Плюшкин (меццо-сопрано Евгения Сегенюк), в скрюченной скифозной позе исполняющая взвинченные реплики, обращенные то к Чичикову, то к себе: «гость-то совершенно глуп…», и вздорный Ноздрев (Игорь Онищенко), с его лихорадочными движениями и туповатыми репликами «ба,ба,ба,ба», под кипящий, мчащийся аккомпанемент оркестра, пока беснование Ноздрева и отзеркаливающего его Чичикова, возбужденно повторяющих, как заведенные: «Так ты не хочешь играть? – Не хочу!», не переходит в драку, и Ноздрев не бросается на Чичикова с револьвером под «скачущий» звук оркестра.

В этом спектакле работает каждый характер, каждый ансамбль, каждая мизансцена, выстроенная в художественном плане как «живые картины». И еще - в стремительном потоке действия певцы не теряют гоголевское слово. Оно звучит во всей своей полноте, приправленное еще и щедринской стилизацией.

Разумеется, увидеть «Мертвые души» в новой постановке, обращенной в наше время, было бы более актуально, но не менее уместно в юбилейный сезон вспомнить и о забытом в новом поколении шедевре Родиона Щедрина и Бориса Покровского и подарить ему еще одну жизнь.

Напечатать

Культура 00:51 / 24 Октября 2025 23182

Высоцкого обнулили

Новый фильм «Алиса в Стране чудес» не вызывает никаких эмоций, оставляя после себя ощущение зияющей пустоты

Леонид ПАВЛЮЧИК, кинообозреватель "Труда"

Труд

Главная героиня Алиса в исполнении Анны Пересильд. Фото из открытых источников

Сказка «Алиса в Стране чудес» была написана в 1865 году английским математиком, поэтом, прозаиком Чарльзом Лютвиджем Доджсоном и опуб-ликована под псевдонимом Льюис Кэрролл. Первые рецензенты посчитали, что «перегруженные...