ВЛАДИСЛАВ АРТЕМОВ: ОТДЫШУСЬ - И ДАЛЬШЕ...

Главная Жизнь 01:01 27 Апреля 2000 199

У Владислава Артемова есть свой круг читателей, хотя он не принадлежит к числу "громких" поэтов. В 1996 году он стал лауреатом всероссийской литературной премии имени А.А. Фета. Стихи Артемова высоко ценят сами поэты, а в писательском мире добиться призна

Казначеев Сергей

Напечатать

- Владислав, вашей своеобразной визитной карточкой стали стихи "Вышей мне рубаху...", в которых ясно проявилась приверженность традиции народного русского стиха. Что значит для вас народность культуры на рубеже тысячелетий?
- Традиции - та сила, та сказочная "тяга земная", что прочнее всего связывает нацию воедино. У каждого народа - свои представления о красоте и гармонии, подчас они разнятся очень существенно. Традиции невозможно привить силой, они либо принимаются, либо отвергаются как чуждое, не соответствующее духовному складу народа. Я привержен классическому народному стиху потому, что это родное для меня, оно живет во мне. Как, впрочем, и у большинства русских людей, которые столетиями инстинктивно отбирали и хранили именно то, что всего ближе нашему духовному складу.
Мы любим простор, солнышко, облако, небо, реку, золотую осень, ветер и волю... Все это отражено в наших песнях. Потому стихи Пушкина и Есенина легко входят в наши сердца. Есть современные стихотворцы, тоже пишущие на русском языке, которым, однако, милее тьма, теснота и разложение... Закат у них "каплет на землю мутным жиром", солнце для них "пылает едким адским огнем", ветер пропитан "миазмами помоек"... Слово их изначально отравлено всепожирающим ядом так называемого юмора и иронии, а потому бессильно. Традиция для меня - единственно надежный ориентир и камертон, с которым нужно постоянно сверяться, по которому нужно настраивать себя. Если тебе удастся написать хотя бы одно стихотворение, одну песню, которую полюбит и запоет народ, - это уже оправдание твоего творчества.
- Раз уж мы заговорили о преемственности в культуре, скажите, кого из великих творцов вы считаете своими учителями?
- Самые авторитетные мои учителя - те, кого разного рода литературные бесы и бесенята безуспешно пытаются сбросить с "кораблей современности". Эти утлые "корабли" стремительно идут ко дну вместе с экипажами, а с нами по-прежнему остаются Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Толстой, Есенин и Павел Васильев...
- А кто из нынешних литераторов является для вас авторитетом?
- У нас лучшая в мире литература, а потому нужно иметь отчаянную смелость, чтобы попытаться если не взойти на эту недосягаемую высоту, то по крайней мере хотя бы не опозориться. Сегодня невозможно назвать ни одного бесспорного имени, которое можно было бы поставить в один ряд с классиками. Многие, чувствуя, что им не хватает сердца, дыхания и таланта, ищут путей пологих и окольных - придумывают, как заметил Хемингуэй, разного рода "штучки". Уходят в эксперимент, занимаются "поиском новых средств выразительности" и т.п.
- Острейшая проблема современной литературы - соотношение реалистического и иных художественных и идеологических подходов к жизни. Как автор нашумевшего романа "Обнаженная натура", столь же фантастичного, сколь и правдивого, вы тоже, наверное, задумывались об этом?
- Если в литературном произведении нет реалистической основы - пиши пропало. Можно обладать самой изощренной фантазией, раскручивать какие угодно коллизии и сюжеты, но если в основе творчества нет жизненной лирической силы - произведение навсегда останется мертвым. Критики с удовольствием будут возиться с этой куклой, но все это останется не более чем словесной игрой. В романе "Обнаженная натура" главное - история любви, все остальное, в том числе и реалии современной жизни, - всего лишь необходимый фон. Фон этот порой довольно фантастичен, но такова наша жизнь. В конце концов от любой книги, в каком веке она бы ни была написана, остается чистая лирика, если она, конечно, изначально есть в этом сочинении.
- Сегодня все новые и новые позиции занимает коммерческая литература. Даже некоторые серьезные писатели испытывают соблазн написать что-нибудь в этом роде...
- Меня не особенно заботит эта проблема. Настоящих, толковых читателей всегда и во все времена было очень немного. Раза два издатели коммерческого чтива, кстати сказать, весьма умные, расчетливые и не лишенные вкуса люди, предлагали и мне поучаствовать в сочинении бульварных романов. Причем сразу же оговаривали первое и главное условие - писать попроще и попримитивнее, или, как прямо выразился один из них, "для баранов". Для "баранов" писать нет ни малейшей охоты, даже если на этом можно неплохо заработать. Целью литературы не может быть добыча денег. Иначе писателю конец.
- Связь литературы с жизнью, ответственность писателя - не устарели ли эти понятия?
- Ответственность писателя - не пустая фраза. Слово и образ, особенно если они исходят от талантливого человека, обладают исключительной силой воздействия на людей. Думаю, не столько жизнь влияет на литературу, сколько литература вторгается в жизнь и во многом формирует характер человека. Мне кажется, на Страшном суде писателей и художников будут судить отдельно от всех грешников и отправлять их в отдельный ад. Справедливее всего, на мой взгляд, было бы отправить их в те самые миры, которые они сами же и создали в своих книгах.
- Владислав, вы - поэт лирический по преимуществу. Жена, любимая, муза - их отношения в жизни и творчестве автора иногда складываются сложно, а то и драматично...
- Для того чтобы написать десяток романов о любви, вовсе не обязательно вступать в связь с десятью женщинами. Достаточно один раз влюбиться. Пусть это чувство пришло в самой ранней юности, пусть оно длилось недолго, но это останется с вами до самой кончины, вы уже все знаете о любви. Так что когда у меня случаются стихи о любви, они основаны не на реальных фактах. Жена, конечно, немного волнуется, когда в стихотворении видит имя Маши или Ларисы или когда там мелькнет "девушка из города Орла"... Но все это, повторяю, бесплотные лирические героини. Иногда жена говорит: "Врешь, подлец, все это было с тобой на самом деле, слишком уж живо ты все это изобразил..." Нет лучшей похвалы для художника, чем такое замечание.
- В стихах вы нередко упоминаете об извечном свойстве русского человека, а тем паче - литератора: "Я выпью, но не больше ста...", "Грустно мне после пьянки...", "Вот полюбуйтесь, что творится, - я бросил пить, как говорится...". Как вы для себя решаете насущную проблему "пить или не пить"?
- Случается такой грех. Все мы люди слабые, все порой "злоупотребляем". Важно, чтобы это не стало главной и единственной страстью в жизни. Пьянство не так невинно, как мы порой полагаем. И смешного тут мало. Бывало, что я вообще не пил по году, полтора, и это было самое светлое и лучшее время жизни. Но бывает и так: идешь по своим делам, трезвый и разумный, встречаешь приятеля, которого давно не видел, и после короткого разговора: "Как дела? Как жизнь? Что новенького написал?.." - разговор как-то сам собою уклоняется на привычную стезю: "Не зайти ли в буфет и не выпить ли по сто пятьдесят?" - "Ладно, по сто пятьдесят, но ни капли больше!" - "Договорились! По сто пятьдесят - и разбегаемся". - "И ни капли больше!" - "Ни капли!"
И вот ведь какая штука, сколько раз попадаемся в эту примитивную двухходовую ловушку! Знаешь ведь по горькому опыту, что после "ста пятидесяти" как-то опять же само собою появятся еще "сто пятьдесят", и еще... И возвращаешься домой "нетрезвый и неразумный". Это немцы и американцы умудряются каким-то образом весь вечер просидеть с кружкой пива или с одним стаканом виски с содовой, а русский человек от такого времяпрепровождения взвоет от тоски. Лучше вообще не пить. Или выпил в буфете свои "сто пятьдесят" - и немедленно домой...
- В стихотворении "Странник" есть такие строки: "По земле, По той земле, по русской, На восход, На ясную зарю, По дороге тесной той, По узкой, вот как, Он идет к Небесному Царю..." Что же это за путь, которым все мы бредем? откуда? куда? зачем?..
- Не мною замечено, что все мы странники в этом мире. Никому не удается пройти жизненный путь без падений и "претыканий". Самое важное, куда ты идешь. Легче всего в этой жизни идти широким путем, заниматься решением судеб мира, быть гуманистом, наставлять и учить людей, решать глобальные общечеловеческие задачи и т.п. Но самое трудное - справиться с самим собой, со своими слабостями, дурными привычками, со своей злой волей, то есть жить, по возможности соблюдая простые и понятные заповеди, данные нам две тысячи лет назад. Это мало кому удается, но не следует унывать. Споткнулся - вставай и иди дальше.
Артемов Владислав
СТРАННИК
Как по той,
По той ли по дороге,
По дороге светлой, полевой
Шел старик,
Шел странничек убогий,
Весь убогий, вот как,
Весь седой.
По земле,
По той земле, по русской,
На восход,
На ясную зарю,
По дороге тесной той,
По узкой, вот как,
Он идет
К Небесному Царю.
Спросит, спросит,
Спросит Царь Небесный,
Хоть ответ и знает наперед -
Много ли по той,
По той дороге тесной, вот как,
Да по узкой
Путников идет?
Снег в лицо,
Пустыня ледяная,
Как ни прячься -
Весь ты на виду.
Широка,
Ох, широка, да,
Страна моя родная, вот как,
Отдышусь
И дальше побреду...
О РУССКИХ ЛЮДЯХ
Какой-то странный здесь
народец,
Нигде такого не бывает.
Ломают лифт, плюют в колодец
И матом речь пересыпают.
Травили, били их, да что там!
Не удается их угробить!
Их вообще-то по расчетам
Уже на свете не должно быть.
Они так страшно воевали
И возвращались, обессилев,
Их в землю по уши вбивали,
Их миллионами косили.
Всему на свете есть причина,
Народ таинственный и жуткий,
Он отрастает, как щетина,
Из-под земли на третьи сутки.

Напечатать

Жизнь 00:19 / 16 Августа 2024 23770

Кавказский пленник

Недавний обмен заключенными между Россией и Западом, в котором приняли участие семь государств, явил на свет исторические параллели…

Рафаэль Гусейнов, историк, секретарь Союза журналистов России

Труд

Не питающие симпатий к России историки и журналисты вдруг вспомнили аманат: дескать, Москва до сих пор пользуется этим старинным обычаем — брать заложников. Насколько же справедливы такие упреки? За ответом...