ЕВГЕНИЙ СТЕБЛОВ: РЕЖИССЕРОМ У РАНЕВСКОЙ БЫЛ ПУШКИН

Главная Жизнь 01:01 27 Мая 2000 177

Скоро у заслуженного артиста России Евгения Стеблова выйдет книга "Против кого дружите?" (издательство "Алгоритм-книга"). После фильмов "Я шагаю по Москве", "До свидания, мальчики", "Перекличка" казалось, что этот артист всегда будет молодым... Но вот нас

Напечатать

Плятт и Раневская неоднократно снимались вместе, незабываемо играли в спектакле "Дальше - тишина" разлученную жестокими детьми супружескую пару влюбленных стариков. Для публики они казались дружным дуэтом. На самом деле было не совсем так. Плятт не любил работать с Раневской, относился к этому как к вынужденному явлению.
- Славик, ты халтурщик, - упрекала Фаина Георгиевна.
- Зоопарк, - ворчал Ростислав Янович.
Помню, Эфрос на репетиции "Тишины" терпеливо объяснял Раневской чувство матери:
- Понимаете, Фаина Георгиевна?
- Не понимаю, - басит она.
- Чувство матери, чувство матери! Понимаете? - повторяет Анатолий Васильевич, нервно поднимая по обыкновению правую руку с вытянутым указательным пальцем.
- Не понимаю.
И так несколько раз. Не выдержав, он объявил перерыв. Обратился ко мне как к своему человеку, человеку его театра:
- Женя, не могу больше! Издевательство!
Эфрос хотел от Раневской большей сдержанности - ее тянуло к сентиментальности. Она никак не участвовала в общественной жизни. Приходила в театр только по делу. Когда служила в Пушкинском театре, у нее не складывались отношения с главным режиссером Борисом Равенских, который тоже был человеком особенным - постоянно сгонял с себя чертей.
- Зачем вы? Вы сегодня не заняты? - испугался он вошедшей в зрительный зал Фаины Георгиевны.
- Шла мимо театра, захотела по-маленькому и зашла, - отвечала Раневская.
Когда-то она поругалась с Завадским.
- Вон со сцены! - вскричал Юрий Александрович.
- Вон из искусства! - без паузы отвечала она.
Придумывала клички. Завадскому - "вытянувшийся лилипут", "в тулупе родился" (однако Фаина Георгиевна была единственной в труппе, к кому он обращался "на вы"). Ие Саввиной, к которой очень хорошо относилась, - "гремучая змея с колокольчиком", имея в виду тонкий возвышенный голос и яростный, нервный темперамент Иечки. Директору-распорядителю Валентину Марковичу Школьникову, человеку доброму, отзывчивому, подлинно преданному театру, но порой излишне обещающему и фантазирующему: - "Где этот Дошкольников, где этот еврейский Ноздрев!" Перед Олимпийскими играми в Москве Раневская позвонила Валентину Марковичу:
- Валечка, пришлите мне, пожалуйста, машину.
- Зачем, Фаина Георгиевна?
- Я хочу показать своему Мальчику олимпийские объекты.
Мальчик - собачка Фаины Георгиевны, довольно брехливая и бестолковая дворняга. Хозяйка была сердечно привязана к ней.
Раневская довольно редко и избирательно снималась в кино.
- Сниматься в плохих фильмах - все равно что плевать в вечность, - говорила она.
О натурных съемках:
- Такое ощущение, что ты моешься в бане, а туда пришла экскурсия.
О даровании:
- Талант словно прыщ на носу - или вскочил, или нет.
Сейчас выходит в свет множество печатных спекуляций о Раневской. Ей приписываются выражения и поступки, которых она не говорила и не совершала. Подобное мифотворчество, видимо, неизбежный удел выдающихся личностей. У меня складывалось такое ощущение, что Фаина Георгиевна своими афоризмами веселила душу от одиночества. Ведь подлинный художник на него обречен. Я встретился с ней в работе над спектаклем "Правда хорошо, а счастье лучше" по одноименной пьесе А.Н. Островского, где играл роль Платона. Приступил к делу с месячным опозданием. Снимался в кино. В мое отсутствие репетировал второй состав. Первое, о чем она спросила:
- Вы Платон номер один или Платон номер два?
- Номер один, - отвечаю.
- Ага, - вслух уяснила она.
Не помню, почему зашел разговор о крысах. И я рассказал со слов мамы, что в детстве меня укусила крыса за палец в люльке. Мать запустила шваброй в нее, та убежала. Потом носили меня на уколы. Сорок уколов.
- Вы что, в помойке родились? - перебила Фаина Георгиевна.
Я посмотрел на нее рыбьим глазом и парировал:
- Нет. В интеллигентной семье. Просто голод был после войны в сорок пятом. Крыс всегда много во время голода.
- Извините, - ретировалась она.
Раневская часто доводила до слез партнеров. Особенно тех, кто больше всех восхищался ею, смотрел в рот. Уже на второй репетиции она сказала мне о постановщике спектакля Сергее Юрском, который относился к ней крайне деликатно и комплиментарно:
- Он не режиссер. У него течка. Никакого отбора. Умрет от расширения фантазии.
Собственно говоря, ее роль Фелицаты была совсем небольшой. Но ради ее участия Юрский и затеял эту работу.
- Я нужна вам для спекуляций на моем имени! - порой публично бросала она ему, хотя в иные минуты относилась с нежностью и признательностью.
Однажды перед репетицией озаботилась:
- А где моя сумка? Сумку с ролью забыла дома.
Юрский советует:
- Ничего, читайте по книжке. Вот, возьмите.
- Нет, деточка, я так не могу. У меня там пометки в тексте.
Послали помощницу режиссера искать ее сумку. Минут через сорок та вернулась. Нашла ее около лифта в подъезде Раневской.
Фаина Георгиевна взяла сумку:
- Так, деньги на месте... роль... очки... - И, чувствуя неловкость, что из-за нее стояла работа, добавила: - Друзья мои, вы должны понять, что для женщины сумка - это часть тела!
Потом разговорилась, зажглась и стала импровизировать, показывать великую Сару Бернар на французском языке, которую, по ее словам, она видела в детстве в Париже. Мы сидели, как завороженные. На наших глазах случилось чудо. Ни описать, ни рассказать это нельзя. Чудо, ради которого стоит служить театру. Когда она хотела было перейти непосредственно к репетиции, Юрский сказал:
- Я думаю, дальше сегодня репетировать невозможно.
Он тоже был потрясен. Мы разошлись.
- Женя, вы любили когда-нибудь? - как-то спросила она.
- Любил.
- И чем кончилось?
- Женился.
- А сейчас?
- Сейчас?.. Я не хотел бы об этом говорить.
- Я никому не скажу, - не унималась она.
- Сейчас я люблю другую женщину.
- Из наших, из наших? Никому не скажу.
И, выдержав паузу, я признался:
- Вас!
- Шалунишка! - отмахнулась она.
Состоялась премьера. Опять "потерпели триумф", как говорят в театре. Вершиной триумфа была, конечно, Фаина Георгиевна. На мою долю тоже выпал успех. Я выиграл. Наша взяла!
Когда соприкасаешься в будничной, рабочей обстановке даже с выдающейся личностью, ощущение ее масштаба стирается. Тем более если это пожилой человек со своими недомоганиями и слабостями.
- Выключайте лампочки, экономьте электроэнергию, - ворчала Фаина Георгиевна.
Я смотрел на приготовленный костюмерами ее игровой костюм, понимая, что эти туфли и это платье займут свое почетное место в Театральном музее имени Бахрушина. Как все люди преклонного возраста, Раневская иногда капризничала, обижала ни в чем не повинных гримеров или костюмеров. А иногда, наоборот, щедро осыпала их ласками. Могла, например, ни с того ни с сего подарить французские духи.
В принципе она была бессребреницей. Ее часто обманывали, писали письма со слезными просьбами, выпрашивая деньги, фактически обирали. Она не отказывала. Хотя сама получала оклад меньший, чем Плятт или Марецкая, обладавшие, как и она, статусом народного артиста СССР. Очевидно, то была своеобразная плата за полную отстраненность от социально-общественной жизни социалистического государства. Незадолго до ее ухода из жизни Юрский навестил ее в больнице и рассказывал, что она играет в смерть, в умирание. Может быть, это так и было. Мы тогда еще не осознавали, что теряем ее. Истинный артист не то чтобы все время играет, но до конца жестоко исследует себя, наблюдает, пытаясь прочувствовать суть вещей так же, как ученый, экспериментирующий на самом себе. Умерла она внезапно, когда ее везли на каталке в операционную. Похороны стали ее последним спектаклем, продолжением высокой трагедии и беспощадной иронии ее жизни. На торжественной панихиде чиновники обращались к ней "Фаина Григорьевна" - по паспорту, по документам; люди искусства говорили "Фаина Георгиевна", как называла она себя сама. Во дворе Донского крематория чудаковатый пожилой фотограф, пытаясь выразительно построить кадр похоронной процессии, пятился, пятился от нас со штативом и, наконец, рухнул в цветочную клумбу. Во время последних прощальных слов хороший артист и добрый человек Михаил Львов, пытаясь сдержать рыдания, повторял: "Фуфа, Фуфочка!.." И, не выдержав, разревелся, неожиданно выдохнув: "Да ну, на хрен!" Только брехливый пес Мальчик молчал у гроба. И это было высшим выражением его собачьего горя.
Фаина Георгиевна приступила вроде бы к мемуарам, да одумалась.
- Я еще не настолько в маразме, чтобы писать мемуары, - сочинила себе очередную защитную шутку.
Она нашла себе своего режиссера и на вопрос "кто он?" отвечала:
- Александр Сергеевич Пушкин.
В финале нашего спектакля "Правда хорошо, а счастье лучше" она отступала в глубину сцены, напевая нехитрый куплет:
Корсетка моя, голубая строчка,
Мне мамаша приказала: гуляй,
моя дочка...
Затемнение. Пауза. Яркий свет.
Овация.

Напечатать

Жизнь 11:00 / 27 Сентября 2024 10185

Отбывающий пожизненный срок лидер «ореховской» ОПГ Ося попросился на СВО

Сергей Буторин уже начал подготовку: он ежедневно тренируется в тренажерном зале, а также практикует йогу

Главарь «ореховской» организованной преступной группировки Сергей Буторин по кличке Ося, который отбывает пожизненное заключение, попросил отправить его на специальную военную операцию (СВО). Об этом сообщил Telegram-канал Shot. 59-летний...