Новости
Бирюков Юрий
У нас на Дону, откуда я родом, ее считают исконно своей, казачьей. Когда я приезжал погостить в родную станицу Семикаракорскую, теперь ставшую городом, непременно просил мою тетушку Елену Пантелеевну Гончарову, замечательную певунью, исполнить "Ой, мороз...". Сходился народ, ладный хор получался.
Всякий раз, как только заводила она "Мороз", воображение уносило меня куда-то далеко-далеко. Представлялась бескрайняя степь, лунная морозная ночь, крытый возок, несущийся по снежному насту, и усталый, продрогший ямщик, напевающий эту песню, вложив в нее надежду на благополучное возвращение домой после разлуки - к теплому очагу, к любимой жене.
Долгое время я считал, что песня эта родилась в XIX веке, когда в народе запели так называемые "ямщицкие" песни, к примеру, "Тройка", "Когда я на почте служил ямщиком", "Степь да степь кругом". К последней из них она близка мелодикой, ритмом, настроением. Однако содержанием своим "Мороз" ей противостоит:...
В фильме "Летят журавли" есть замечательная сцена: проводы добровольцев. По словам киноведов, она вошла в историю мирового кино, как одесская лестница из "Потемкина", как психическая атака из "Чапаева".Помните? Многолюдье провожающих у двора школы, где собираются добровольцы. Вдоль решетки мечется Вероника. Ведь где-то здесь, в колонне, ее Борис. Напряжение последних секунд. Отчаяние. И в это мгновение оркестр грянул марш "Прощание славянки". Ворота распахнулись. И под звуки старого военного марша по обеим сторонам улицы вместе с движущейся колонной добровольцев с криком, плачем, махая шапками, платками, бегут провожающие...
Музыка в этом месте фильма не просто дополняет зрительный ряд, но и психологически обогащает действие, придает всей сцене необычайно острый, эмоциональный настрой. Все в этом марше- и торжественность, и печаль, и чувство просветленности, оптимизма.
Вы, конечно же, слышали не однажды и знаете этот марш. Стоит грянуть первым аккордам "Славянки", как ветераны Великой Отечественной вспоминают затемненный вокзал, оркестр на перроне, эшелон, идущий в сторону фронта, а воины, ушедшие в запас совсем недавно, - день строевого смотра или полкового праздника, когда из медных жерл инструментов лились звуки знакомой мелодии.
Как известно, напев "Прощания...
На 23-м километре Ленинградского шоссе - том самом рубеже, где суровой осенью 1941 года был остановлен рвущийся к Москве враг, вознеслись к небу три огромных железобетонных "ежа" - памятник героическим защитникам столицы. На гранитном постаменте выбиты слова песни:И врагу никогда не добиться,Чтоб склонилась твоя голова...
Это строки из песни, ставшей гимном города-героя. О подробностях его рождения я и хочу рассказать.
Проездом из Ярославля на фронт в Москве оказался младший лейтенант Марк Лисянский. Грузовик, на котором он ехал, случайно остановился у дома, на котором была вывеска "Редакция журнала "Новый мир". Решение пришло мгновенно. Младший лейтенант вбежал по лестнице, отдал секретарше от руки переписанное стихотворение, начинавшееся строкой "Я по свету немало хаживал" и поспешил вниз, чтобы не заставлять ждать машину.
"Новый мир" в декабре 1941-го это стихотворение опубликовал. Наверное, так бы и осталось оно на журнальных страницах, если бы весной...
Аромат свежей хвои, разноцветными огоньками переливается зеленая красавица, под которой Дед Мороз оставит подарки, и очарованные волшебством детишки ведут хоровод, припевая: "В лесу родилась елочка..." Эта песенка о той, что "нарядная на праздник к нам пришла" и принесла много-много радости, стала своеобразным гимном Нового года. Мы с детства знаем ее слова и мелодию. Но вряд ли многие знают, кто был автором этой песни, когда ее сочинили.
"Кажется, что эта песенка существовала всегда, что ее должны были петь в детстве и Блок, и Толстой, и Чехов, и все-все, эта песенка непременность и неотъемлемость родной речи!.." - заметил как-то Владимир Солоухин, поведав читателям историю одного журналиста, своего знакомого, которому судьба посылала возможность встретиться и поговорить с автором стихов "Елочки" и из первых уст узнать подробности их рождения, а он не воспользовался таким подарком, о чем потом горько жалел.
Лично мне об истории этой песни и поисках ее авторов довелось услышать лет сорок назад от Александра Вячеславовича Шилова - исследователя и популяризатора песен,...
Меня всегда поражала необыкновенная заинтересованность Исаака Осиповича Дунаевского в судьбах совершенно незнакомых ему людей, большинство из которых он так в своей жизни и не встретил. Уже после смерти композитора, перебирая в его осиротевшей московской квартире на Можайском шоссе письма, адресованные Исааку Осиповичу, я видел сделанные его рукой пометки "ответить", "помочь", "отправить ноты". Я знаю, каким счастьем и радостью было общение, пусть даже заочное, с этим удивительным человеком. Я переписывался с Дунаевским с 1952 года. Исаак Осипович поддерживал мои первые музыкальные опыты, помог поверить в себя и выбрать дорогу в жизни. Но сегодня я хочу рассказать об истории другой переписки, о которой поведала мне Юлия Сергеевна Меркушева (в девичестве Плахотник), врач-рентгенолог одной из московских поликлиник.
- Весной 1950 года, - рассказывала Юлия Сергеевна, - мы с подругами заканчивали 10-й класс и задумали написать к выпускному вечеру песню - вернее, стихи под какую-нибудь известную мелодию. Но какие из нас поэты - сумели лишь переиначить известные слова "На деревне расставание поют" и написали: "В нашей школе расставание поют, провожают наш десятый в институт"... Дальше ничего не сочинялось. А так хотелось, чтобы у выпускников была своя песня! Вот я и решилась написать Дунаевскому.
Сейчас уж и не припомню, что писала. Наверное, наивно, но искренне. О благодарности учителям, о том, как жалко расставаться со школой, с подругами-одноклассницами...
О нем говорили как "о первом композиторе, который приблизил советскую музыку к народу", имея в виду ни с чем не сравнимую популярность его песен.Но в дни, когда мы подошли к 100-летию Дунаевского, его "Марш энтузиастов", "Песню о Родине", полвека бывшую радиоэмблемой страны (а ведь лучшей пока не найдено), относят к разряду лакировочно-официозного искусства сталинской поры. Но личность, творческий потенциал крупного художника всегда объемнее того плоскостного изображения, которое принято выставлять на массовое обозрение.
Слова "о первом композиторе" были сказаны Тихоном Хренниковым в 48-м году на знаменитом совещании у Жданова в критической ситуации, когда с Дунаевским уже готовы были расправиться, как расправились с Прокофьевым, Шостаковичем и другими мастерами, за попытку "втиснуть чувства и мысли нашего современника в чужие, западные сюжетные схемы" (это - по поводу оперетты "Вольный ветер"). Молодой коллега тогда, можно сказать, спасал старшего. Та попытка расправы была далеко не первой и не последней. Так, во время войны композитора обвинили не более и не менее как в дезертирстве: дескать, удрал подальше от городов, куда рвались гитлеровцы... А...
