АЛЕКСАНДР ТИТЕЛЬ: ЧТО ЗА ОПЕРА БЕЗ МИЛЫХ СОЛИСТОК?

Главная Жизнь 01:01 05 Июня 2001 218

Недавняя постановка "Летучей мыши" Иоганна Штрауса в Академическом музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко имела еще и тот смысл, что этим веселым, волшебным представлением труппа отметила 10-летие работы в театре главным режиссером

Горбунова Ирина

Напечатать

- Оперу часто называют элитарным искусством, - начал беседу режиссер. - Отчасти это так, но по своей природе этот жанр демократичен.
И наш театр демократичен. И публика у нас, что естественно для такого большого зала, очень разная. Кто-то хочет насладиться любимыми мелодиями, другого привлекает участие известного солиста. Но в основном в оперный театр приходят, равно как и в любой другой, за зрелищем как синтетическим целым. Так было во все времена: ведь и средневековых бродячих артистов, и артистов театра Шекспира желали видеть и простолюдины, и знать, находя в спектаклях каждый свое. Именно тогда, когда в зале разные зрители и каждый по-своему реагирует на твою работу, можно по-настоящему понять значение того, что ты сделал.
- Ваш музыкальный театр часто называют "вторым" в Москве, имея в виду под "первым" Большой. Не обидно?
- Так сложилось. Но "второй" - не значит "второго сорта". Подобные "вторые" театры есть в большинстве столиц мира, причем многие из них созданы именно по образцу нашего театра. Его история и творческий опыт известны во многих странах. Один из наших "младших братьев" - берлинская "Комише опер" - "второй" по отношению к Берлинской государственной опере, а после объединения Германии - и к "Дойчеопер" в бывшем Западном Берлине.
Над театрами вроде нашего титул "академический" не довлеет в такой степени, как над "большими" театрами. Мы стремимся чаще ставить оперы новые или редко исполняющиеся. А если беремся за популярные произведения, то "имеем право" на большую свободу сценического воплощения. Конечно, для нас свобода не означает переиначивания всего и вся. Мы просто стремимся наглядно подчеркнуть, что опера принадлежит не только музыкальной истории, но и современной жизни.
- И таким образом продолжаете традиции основателей театра и их последователей, в первую очередь Льва Михайлова, с творчеством которого связаны, быть может, самые яркие страницы истории Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Вы ведь ученик Михайлова. Вот и единственный портрет в вашем кабинете - Льва Дмитриевича...
- Я с благодарностью вспоминаю своего учителя. В этот театр я приходил еще в бытность его студентом, потом он звал нас смотреть, как работает над новыми спектаклями. И этот маленький кабинет - Михайловский. Мне предлагали больший, но я попросился в этот.
- Вас тут непросто застать: легче - в мастерских, на сцене, репетиционных залах...
Десять лет назад вы возглавили театр, зал которого помнил сумасшедшие аншлаги на гастролях Свердловского оперного - той труппой вы некогда тоже руководили. Тем не менее начало в Москве не было для вас простым: уход дирижера Евгения Колобова и части артистов оперы и оркестра, зияющие пустоты в репертуаре... Вы ведь долго не выпускали свой первый спектакль.
- Почти два года я как режиссер, наступив на горло собственной песне, восстанавливал репертуар, репетировал старые спектакли. Моя первая здесь постановка - "Руслан и Людмила" Глинки вышла лишь в 1993 году. Кстати, вот характерный пример: "Руслан" - наша классика, а ведь ставится крайне редко... И с первого дня я вынужден был заниматься формированием труппы. Это было, возможно, самое важное. Приходил на занятия вокалистов в Консерваторию, ГИТИС. Тогда в наш театр не слишком охотно шли молодые певцы. Это потом, через несколько лет, на отборочные прослушивания стали приходить по 70 человек.
А многие наши ведущие солисты - Ольга Гурякова, Хибла Герзмава, Ахмет Агади и другие - пришли в театр еще студентами...
- И стали настоящими мастерами.
- Мы очень серьезно работаем с артистами. Конечно, никто не выпустит неподготовленного певца на сцену, но и долго держать молодых солистов без больших партий неправильно.
- Сегодня у вас есть артисты, которых очень хотели бы заполучить другие театры, в том числе зарубежные.
- У нас в коллективе - человек 15 солистов, востребованных за границей. Это не мало. Не пускать их в другие театры мы не можем, да и нет в этом смысла. Дело руководства - находить разумные решения, которые позволили бы артисту, не расставаясь надолго с родным театром, поработать за границей - ради и материального, и творческого интереса. А наша дирекция во главе с Владимиром Уриным сумела разработать такую систему оплаты, которая максимально поощряет солистов, много работающих в нашем театре. Конечно, это все равно меньше, чем они получают по контракту за границей, но зато здесь они - хозяева, здесь на них поставлены спектакли. Для актера это высшая радость.
- Когда бросают труппу - обидно?
- Конечно... Ведь мы растим их, они становятся артистами здесь, в этом театре, на этой сцене... Я знаю, что для многих театр действительно становится вторым домом.
- А когда вас приглашают на постановки в другие театры, вы всегда соглашаетесь?
- С тех пор как стал главным режиссером, я отказался от многих приглашений. Знаю, что должен быть у себя в театре, жить его жизнью изо дня в день.
- Наверное, поэтому вам удалось за десять лет создать оперную труппу с "лица необщим выраженьем". У вас как нигде много молодых солистов, помимо всего внешне эффектных солисток.
- Зрители должны получать в опере удовольствие не только от пения, но и от внешнего вида артистов. Плохо, когда внешность противоречит образу. Разве в "Богеме" или "Кармен", или в других наших спектаклях внешность солисток не "играет"? И потом, красота наших женщин заставляет и мужчин следить за собой, в чем они сами признаются.
- А вообще - каковы критерии отбора артистов в ваш театр?
- Вокальные и актерские данные, конечно, приоритетны, но нам важно, чтоб актер мог быть интересен зрителю и как личность. Не люблю, когда артист не мыслит самостоятельно, а в его работе видно только слепое выполнение режиссерских указаний. Всегда в репетициях наступает момент, когда я просто требую от артистов "выйти из окопов" - не ждать инструкций, а играть то, что созрело в их душах. Механическое исполнение на сцене того, что придумано режиссером, так же нелепо, как взгляд солиста, весь спектакль прикованный к дирижерской палочке.
- Творческий союз с дирижером для вас важен?
- Очень. Я с огромным уважением отношусь к Вольфу Горелику, с которым мы сделали "Эрнани", "Богему", "Кармен","Летучую мышь"... Ведь часто в театрах, где политику определяет только режиссер, музыкальная сторона спектаклей оказывается вторичной. Но в опере этого не должно быть просто по определению - таков жанр. И Горелик, и наш первый концертмейстер Добыш, и дирижер Карапетян прикладывают огромные усилия, чтоб оркестр звучал достойно. То же касается и хора. Мы окружены оперными театрами с высокопрофессиональными хорами и оркестрами - я имею в виду прежде всего Большой и "Новую оперу", так что просто вынуждены выдерживать жесткую конкуренцию.
- Как раз в Большом театре вами готовится к показу опера Сергея Прокофьева "Игрок". Но это одновременно работа, связанная и с вашим театром...
- Да, первоначально мы договорились с Геннадием Николаевичем Рождественским поставить первую редакцию "Игрока" у нас в театре. Но последовало назначение дирижера в Большой театр, и по его просьбе мы переместили постановку туда же. Кстати, там я уже ставил спектакль - это была "Ночь перед Рождеством"... На сей раз главные партии вместе с солистами Большого будут петь и наши солисты - Гурякова, Манистина, Зимненко, Урусов. Сотрудничество - это тоже своеобразная форма конкуренции, которая мне, признаюсь, особенно симпатична.

Напечатать

Жизнь 00:01 / 07 Февраля 2025 21968

Есть такая профессия - убивать

Откуда пошел террор?

Валерий Володченко

Труд

Покушение на жизнь Государя Императора Александра II-го. Взрыв 2-го снаряда 1 марта 1881 года. Арнольд Бальднигер (1850—1911). Фото из открытых источников

Дня не проходит, чтобы СМИ не вещали о коварных террористах, не признающих границ ни географических, ни юридических, ни моральных. На этой неделе пошумели вокруг взрыва в московском элитном комплексе...