Герои «Дяди Вани» в постановке приглашенного румынского режиссера Андрея Щербана заговорили на всех европейских языках, но от этого не стали лучше понимать друг друга.
Сюжет этой пьесы, если сводить его к краткой выжимке, совсем простенький: приехали в деревню столичные штучки, всех всполошили, растревожили, да и укатили себе обратно в город. Режиссеру Андрею Щербану захотелось, чтобы эти самые чужаки (Серебряков — Семен Сытник, Елена Андреевна — Юлия Марченко) даже говорили не
В постановке Щербана, впрочем, смешались не только французский с нижегородским, но и разные театральные стили. Наверное, это одна из самых эклектичных интерпретаций «Дяди Вани», где кажется, что режиссер так до конца и не определился, на каком же театральном языке ему говорить. Спектакль распадается на яркие гротесковые эпизоды — каждый довольно остроумно решен, но в единое целое срастаться им словно бы и не хочется. Вдохновившись роскошью Александринки, Щербан решил сделать сцену зеркальным отражением зала и населить её чеховскими персонажами в поисках автора. Уже в следующей сцене он, впрочем, об этой пиранделловской трактовке благополучно забудет и предложит ещё
Хуже всего эта режиссерская эклектичность сказывается на игре актеров, которые чувствуют себя неуверенно и, кажется, никак пока не могут попасть в нужный тон.
Талантливые вскрики и удачные сцены есть, впрочем, почти у каждого. Есть несколько удачных монологов у Астрова (Игорь Волков). Есть роскошно придуманная сцена ночного пьянства, в которой грубый вахлак дядя Ваня (Сергей Паршин) весь измазывается в деревенской грязи под проливным дождем. Есть финальный монолог Сони (Янина Лакоба), решенный в мелодике православной молитвы. Кроме православной молитвы в этом «Дяде Ване» ещё имеется и аргентинское танго, и живые голуби в клетках, а вот ощущения целого