Сегодня в сотнях городов мира отмечают Международный день памяти жертв Холокоста. Накануне в московском Еврейском музее зажгли поминальные свечи. А в театре «Новая опера» под эгидой посольства Израиля в РФ состоялась церемония, на которой огласили имя одного из Праведников народов мира — русской женщины Александры Лубочкиной. Моей бабушки...
Александра Яковлевна Лубочкина (1891-1968) — приемная мать моей мамы. Поэтому в рассказе я буду называть ее бабушкой, как в детстве. В отличие от детей, которых не посвящают в семейные тайны, я рано узнала, что бабушка мне «не родная». Ну и что! Любила-то я ее как родную и горько плакала, когда ее не стало. Звание Праведника не успело найти ее при жизни (его присвоили ей только в октябре 2015-го). Простая учительница, она вообще была скромным человеком, но вместе с тем — стойким и отважным. В 1941 году в Белоруссии она удочерила израненную девочку-еврейку. О том, как они выживали вместе всю войну, как спасали друг друга, можно написать повесть.
На посвященной бабушке страничке сайта музея Яд ва-Шем в Иерусалиме сухая формулировка: вид помощи — «предоставление убежища». Но сколько всего за ней! На оккупированной территории немолодая одинокая женщина практически без средств к существованию, рискуя жизнью, приютила и растила маленькую, лет шести, девочку, потерявшую всех родных. В первые дни войны родная мать мучительно умерла на глазах малышки вследствие тяжкого ранения при бомбежке. Да и сама эта девочка была серьезно ранена и контужена, отсюда — частичная амнезия. Правда, помнила твердо фамилию, имя свое и родителей, как и родной город — Брест-Литовск.
Незнакомый, отбившийся от своих раненый солдат принес ее, полуживую, в больницу местечка Смиловичи. Известный теперь как родина художника Хаима Сутина, поселок расположен в 35 километрах от Минска. Рядом шоссе, ведущее на восток. На той дороге и оказалась малолетняя Блюма Кроль вместе с матерью и тысячами других людей, убегавших от гибели.
Как попали они в Минск, мама не помнит, как не смогла вспомнить имен сестры и братьев. Скорее всего, мать и дочь гостили там у родственников. Вся остальная ее семья — отец, два маленьких брата, а также брат и сестра постарше, остались в Бресте. Теперь, благодаря уцелевшему архиву брестского гетто, где сохранился выданный немцами паспорт, мы знаем, что мамин отец в 1941-м находился дома, а с ним один из сыновей — семилетний Авигдор. Куда исчезли остальные дети, какова судьба целой семьи, можно только догадываться: осенью 1942-го гетто было полностью уничтожено.
Для мамы же настала новая жизнь. Прежде всего ей велели забыть свое имя. «Запомни, ты — Мария!» — сказали ей. Ребенка внесли в палату, сомневаясь, что он выживет. Осколок бомбы пробил девочке руку, едва не разрушив локтевой сустав. В рану попала инфекция, антибиотиков не было, да и бинтов тоже. В поселковой больнице с началом войны не стало ни еды, ни лекарств. А ранение было серьезным... Остеомиелит будет мучить ее много десятилетий, но тогда, в 1941-м, она находилась между жизнью и смертью. Мама навсегда запомнила фельдшера Штыцко, упрямо спасавшего ее руку...
Не менее страшны были доносы местных приспешников оккупантов. По семейному преданию, однажды немцы пришли проверять ее «расу» с помощью специально обученной овчарки. Собака должна была залаять, учуяв еврея, но вместо этого принялась лизать девочке лицо и руки. Немцы развернулись и ушли...
К осени Маня немного поправилась. Было ясно: оставаться в больнице, на виду у всех, больше нельзя. Но куда идти? К счастью, в конце 1941-го ее взяла к себе школьная учительница. Вот мамины воспоминания (она записала их для себя через много лет). «Меня, еврейскую девочку, плохо говорившую по-русски, приютили и вылечили в этой больнице, спасали от голода. Немцы расстреливали евреев, а на меня постоянно доносили, и держать меня в больнице стало невозможно. Меня спасла Александра Яковлевна Лубочкина, которая рисковала своей жизнью: за укрывательство евреев полагался расстрел...»
Во время войны Лубочкина была связной у партизан. Попав под подозрение местных полицаев, она с приемной дочерью вынуждена была уйти из Смиловичей в лес к партизанам. Там они и встретили освобождение Белоруссии от фашистов. И снова вернемся к записям Марии Лубочкиной. «Справка об участии в партизанском отряде имени Юрченко — Реброва — на пожелтевшей бумаге с печатью — поражала меня в юности. Как будто обычная справка из больницы... До сих пор у меня хранится письмо-треугольник с фронта от И. Жердецкого, бывшего директора Смиловичской школы, где работала мама, датированном февралем 1945-го. Жердецкий благодарит ее за спасение своей семьи от расстрела. А сколько еще таких жизней было спасено, но это осталось неизвестным! Вечная ей память...»
У Александры Яковлевны девочка Маша не просто обрела убежище, а нашла настоящий дом и вторую мать. Дальше они практически не расставались целых 27 лет. Пожилая учительница обрела дочь, а затем и двух внучек. Так доброта и порядочность, в тех условиях равнозначные героизму, обернулись счастьем.
Лубочкина была из числа тех, кого называют русскими интеллигентами. В юности жила в Литве, где служил ее отец. Каунас, Шяуляй, Паневежис: Окончив гимназию, учительствовала в Белоруссии. Там встретила инженера-путейца Георгия Лубочкина, вышла замуж. Но в 1918-м он, начальник крупного железнодорожного узла, был расстрелян большевиками. А молодой вдове пришлось скитаться по городкам Белоруссии — то Барановичи, то Пуховичи, — скрывая непролетарское происхождение...
В 1947-м Александра Яковлевна с приемной дочерью переехала из голодавшей Белоруссии в Воронеж — свой родной город. Худенькая, израненная девочка Маша превратилась в статную красавицу. Окончила школу с серебряной медалью, поступила в медицинский институт. И вплоть до диплома помогала матери даже на работе. Проверяла тетрадки ее учеников, приходила в школу перед началом уроков, чтобы красивым почерком написать на доске образцы букв...
Теперь Мария Георгиевна Лубочкина (Титаренко) — один из старейших врачей Воронежа. А в ее документах в отчестве и дне рождения, указанном в паспорте, воплотилась память о бабушкином муже — по рассказам близких, прекрасном человеке, интеллигенте дореволюционной поры.
