Импровизация и дистанция

Главная Культура 13:03 14 Февраля 2019 1983

Тихий и громкий триумф немецкого кино на Берлинале-2019

Зара Абдуллаева, спецкор «Труда», Берлин

Напечатать

Фильм Ангелы Шанелек «Я была дома, но» стал едва ли не самой ожидаемой премьерой Берлинале. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

В главном конкурсе прошла едва ли не самая ожидаемая премьера Берлинале – фильм Ангелы Шанелек «Я была дома, но». Икона так называемой берлинской школы, Шанелек сняла «наивное», на первый и незаинтересованный взгляд, авторское кино, которое режиссеры более ловкие и встроенные в фестивальный мейнстрим, не считают актуальным или современным. Между тем, она, наплевав на стереотипы восприятия, гнет свою линию, создавая заторможенный, не зрелищный, внутренне напряженный мир берлинской повседневности, травматической, неуловимой и нежной.

Немолодая Астрид (Марен Эггерт), мать двоих детей, потерявшая два года назад мужа, переживает стресс. Ее сын, тинейджер, пропавший на неделю, возвращается домой, но не объясняет мотивов своего исчезновения. Все, казалось бы, закончилось хорошо. Однако для Астрид что-то бесповоротно изменилось в ее отношении к жизни, искусству (она, судя всего лишь по одному эпизоду, то ли кинокритик, то ли искусствовед). Пропажа и внезапное возвращение сына, ощущение смертельной опасности, оставшееся за кадром, нарушают ее привычный распорядок, побуждают срываться, гневаться и вести себя не совсем адекватно. Или же – слишком честно, бескомпромиссно, пренебрегая таким образом законами существования и поведения «нормальных» представителей среднего класса.

Отчужденная камера фиксирует пошатнувшийся мир Астрид, которая сдерживает себя из последних сил в холодном пространстве Берлина, но решает не миндальничать ни с инвалидом, который впарил ей неисправный велосипед, ни с учителями ее сына, ни с маленькой дочкой, замызгавшей кухню, когда решила приготовить себе и брату еду.

Сдвиг в понимании каких-то главных основ жизни своей героини Шанелек сопровождает внесюжетными репетициями фрагментов «Гамлета» для школьного спектакля.

Шекспировский текст, так естественно и без труда озвученный юными актерами, становится рамкой, в которую немецкий режиссер вплетает историю Астрид, вдруг остро и неожиданно для себя почувствовавшей разрыв между достоверной, непретенциозной игрой и – действительностью. Так, случайно встретив у супермаркета знакомого режиссера, Астрид распаляется монологом о его фильме, в котором он соединил актеров и реального, смертельно больного человека. Она обвиняет обалдевшего, онемевшего от упреков режиссера в фальши, в непонимании неподдельного ощущения приближающейся смерти человека, которого он снял, и у актеров-имитаторов.

Оправдания режиссера в том, что он не терапией занимается, а снимает кино, Астрид раздражают. Этот центральный эпизод в картине Шанелек фокусирует самую существенную проблему, которая занимает лучших авторов нашего времени. А именно: как сыграть и не соврать. А точнее, как актерам выдержать конкуренцию (и стоит ли игра свеч?) с не актерами, которых режиссеры соединяют в одном кадре, в одном эпизоде или фильме?

В этом смысле грандиозной удачи добилась молодая берлинка Симона Костова (по происхождению болгарка), снявшая своих друзей в дебютном фильме «Тридцать» (программа «Перспектива немецкого кино»). День, ночь и утро следующего дня – время действия картины, гениально смонтированной, заряженной энергией, ужасом, одиночеством, соперничеством, близостью нескольких персонажей, отмечающих тридцатилетие одного из своих друзей. Любовные встречи/расставания. Гульба по берлинским барам и клубам. Ревность, отчуждение и примирение. Драматургия, вросшая в изображение, а не добытая в «хорошо сделанном» сценарии. Портрет поколения. Индивидуальные характеры, нуждающиеся друг в друге и все равно разобщенные. Тоска и радость. Городские пейзажи знакового берлинского района Нойе Кельн. Непрофессиональные артисты, не боящиеся камеры молодого режиссера, не боящиеся выказать свои боли и фобии, свою тягу быть вместе и свой страх остаться с собой наедине.

Запомним имя Симоны Костовой. Похоже, она станет культовым режиссером Берлина, как некогда Джон Касаветис – Нью-Йорка. Не случайно это любимый режиссер Костовой. У них и вправду одна группа крови. Только бы не сглазить.

Напечатать

Культура 19:52 / 18 Ноября 2025 16074

Интрига с любовными письмами подвела Фальстафа

В спектакле Малого театра «Виндзорские женушки», кажется, есть все, что привлекает зрителей

Любовь Лебедина

Роль пьяницы и дебошира Джона Фальстафа креативно исполнил Александр Клюквин

В шекспировской комедии, где героини стремятся отстоять свое эго и быть наравне с мужчинами, лихо закручен сюжет, запутаны отношения, а лабиринт коридоров и комнат, созданных воображением сценографа Максим Обрезкова, не позволяет действию застыть. Оказывается,...