Сегодня исполнилось бы 80 лет Юрию Визбору. Культовая фигура интеллигенции 60-70-х, один из основателей жанра бардовской песни, поэт, прозаик, актер, альпинист, светлый человек с застенчивой улыбкой...
Он ушел из жизни в 1984-м, а в августе 85-го на Памире появился пик Визбора: его друзья, первыми покорившие безымянную до того вершину, нарекли ее именем автора «Домбайского вальса» — помните: «Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой» — и знаменитых строк: «Милая моя, солнышко лесное». Они и сегодня согревают и сближают любую компанию. Хотя все реже раздаются — поколение, их напевавшее, поседело, его костры и походы далеко позади.
Визборовские песни рождались, когда мир в едином порыве стал создавать новую поэзию и музыку, призывающую к дружбе и любви. «Это было время послевоенного откровения людей, только что переживших войну и вздохнувших от сталинизма, — говорит композитор Владимир Дашкевич. — Визбор выразил эти чувства языком приглашения к мирному содружеству, общему столу, где все друг друга любят, всем вместе хорошо, уютно и не хочется расходиться. После многих лет страшного сталинского давления мы вдруг почувствовали воздух свободы. Никто еще особо не разбирался в этих принципиально иных, освобожденных от агрессии и страха мотивах. К ним просто приникали. Люди, готовые недавно друг друга убивать, оказались перед морем любви — главное, что характеризует всю поэзию Визбора. У него нет, как у Высоцкого, Галича или Кима, песен социальных. Он не делил нас на арбатских и не арбатских, на тех, кто живет в «коммуналках» и привилегированных «отдельных». У него все были едины и нуждались в любви, которую его песни щедро дарили. Наверное, если начать разбирать их по названиям, там будет немало песен среднего уровня. Но это кажущееся впечатление. Потому что все они — вечное продолжение одной песни «про любовь», когда даже расстающиеся герои продолжают любить друг друга. Юра открыл неповторимую лирическую интонацию 60-х и по сей день является ее монополистом».
Владимир Дашкевич услышал Визбора в годы студенчества, когда тот учился в пединституте на Пироговке, в том знаменитом потоке, где были Петр Фоменко, Юлий Ким, Ада Якушева, Юрий Коваль. Визбор пел не только свое, но и то, что сочиняли они, а еще Окуджаву, Новеллу Матвееву, Александра Городницкого, наполняя все своим теплом, романтизмом и мужским обаянием.
Самодеятельные песни, названные им «песнями в свитере», звучали во дворах, электричках, турпоходах, летних лагерях. Сын репрессированного в 37-м красного командира из Литвы Йозаса Визбораса (имя в разных источниках указывается по-разному, есть и такие, где говорится, что в дореволюционной России его писали «Иосиф Визбор») и краснодарской девушки Марии Шевченко, он чем-то очень походил на Жака Бреля и других французских шансонье, у которых часто притягивает не столько песня, сколько исходящая от певца энергетика. «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей». Или из раннего, 1958-го года — «Мама я хочу домой!»: «Снова нас ведут куда-то и не ясен нам маршрут...» Или из Ярослава Смелякова: «Если я заболею, к врачам обращаться не стану...» Слова западали в душу, становились народными.
За полвека жизни он много чем занимался и многое успел. После распределения преподавал русский, английский, литературу, географию и физкультуру в школе-восьмилетке на архангельской станции Кизема. Придумал радио «Юность» и журнал с гибкими грампластинками «Кругозор». Сыграл в хуциевском «Июльском дожде», у Калатозова в «Красной палатке» и в драматическом фильме Ларисы Шепитько «Ты и я». Удивительно, что на роль палача Бормана был избран столь лирический поэт, но эпизод с ним — в числе ярких удач «Семнадцати мгновений весны». Помимо сотен стихов написал 8 повестей, десятки рассказов и сценариев. Последним был сценарий о войне «Победная весна». О нем дневниковая запись 30 августа 1984 года: «Принята картина про 45-й год». В сентябре его не стало.
«Жалко, что он так быстро ушел от нас, — говорит Владимир Дашкевич. — Его лирический мир вытеснялся атакой рока 80-х. С появлением таких фигур, как Цой, бардовская волна шестидесятников была отброшена. Хотя песни Цоя проще, в них главенствует мысль: «Мы хотим перемен». Эти незамысловатые рифмы оказались физиологически гораздо легче усвояемы молодой частью общества, чем поэтика первых бардов. Но, как ни странно, та же контрастность Визбора и Цоя дала возможность Юре до сих пор воздействовать на людей, чутких к тихой красоте и нежности. Визбор интеллигентен и ненавязчив. А Цой с его стихийностью и массовостью подобен евромайдану».
Очень близка визборовская доверительность и Олегу Митяеву. В его репертуаре около 20 песен Визбора. «По-хорошему завидую тому, что есть у него просто не убиваемые временем строчки, — сказал Олег Григорьевич «Труду». — Например: «Все на продажу понеслось,/И что продать — увы, нашлось:/ В цене все то, что удалось,/И спрос не сходит на интриги». Песня называется «Деньги» и заканчивается так: «Моя надежда на того, /Кто, не присвоив ничего, /Свое святое естество/ Сберег в дворцах или в бараках».
Сегодня, 20 июня, в исполнении Митяева и многих других энтузиастов эти песни прозвучат на традиционном фестивале Визбора в Москве, который из года в год устраивают его родные. На нас, нынешних, по-прежнему смотрит «оставивший свое сердце в синих горах» Юрий Визбор.
