То, что Ирина Александровна — человек молодой, я поняла, когда увидела выставку «Кристиан Диор». Приходят к тебе иностранные люди и предлагают не просто поместить в храме платья именитого кутюрье, но и перестроить все интерьеры! Музейная жрица должна прийти в ужас от таких посягательств. А она пришла в восторг.
И вот опять звоню, ведь многие газетные темы подсказывает календарь. Знаю, что рвут ее, бедную, на части: как же, Антоновой — 90! В музее — с
Будут писать про то, что она в свои годы прекрасно выглядит, имеет ясный ум и четкую нравственную позицию, твердой рукой водит машину:
Все правильно, потому что она — знамя. Такое знамя надо нести высоко, чтобы все, что на нем написано, могли увидеть все и прочесть.
Подтверждает: рвут на части. Мне кажется, я вполне могу ее уговорить, такое бывало не раз. Но после еле уловимого смешка и слов: «Знаете, это всеми воспринимается как некий казус — мой юбилей...» — не уговариваю из гуманизма. Имеет человек право на небольшую паузу — в моем лице? Понятно, что ее заполнят другие, но пусть это они рвут на части, уговаривают и добиваются. Она мой любимый персонаж.
Разговор прерывается внезапно, я готова понять — расстроена. Но через секунду Ирина Александровна перезванивает: «Не подумайте, что бросила трубку. Нажала нечаянно. Пусть вся эта шумиха схлынет, а? Ну вы же понимаете?»
