Вся его жизнь — отражение бурной российской истории: от эпохи террора до вертикали власти. Он не только исследователь, но и очевидец суровых времен. Родился 14 ноября 1925 года в послереволюционной стране. Отец, командир Красной армии, погиб на Колыме — это была семейная трагедия, наложившая отпечаток на всю жизнь братьев-близнецов Роя и Жореса. Юношей Рой пережил войну, а во взрослой жизни стал диссидентом, писал книги о преступлениях сталинизма, распространял самиздат. В 1960-х его связывали дружеские отношения с Андреем Сахаровым, открытая критика культа личности стоила ему исключения из КПСС. Ну а дальше ему выпало жить в эпоху разительных перемен, выпавших на долю нашего Отечества, стать их свидетелем и летописцем. В общем, ему есть что вспомнить.
— Рой Александрович, как вы смотрите на трехзначную цифру? С кем встречаете столетний юбилей?
— Смотрю на эту дату с благодарностью. Ближайших друзей уже нет, могут прийти знакомые, соседи, дети друзей. Специально никого не приглашаю.
— Вспомните самый неожиданный подарок?
— Неожиданным и приятным была книга обо мне от семейной пары — швейцарского историка Барборы Мартин и российского философа Олега Устинова. Они написали ее вместе и назвали так: «Красный диссидент Рой Медведев».
— А как вы относитесь сейчас к понятию диссидентства? Это свойство молодости или особо критичный склад ума?
— И то и другое. Само слово — от латинского «несогласный». То есть человек, который не согласен с властью и не скрывает этого.
— Но сегодня-то вы не диссидент, отношения с властью у вас выстроены?
— Да, сейчас у меня хорошие отношение с властью и лично с Путиным. Мы с ним два раза встречались, я написал о нем несколько книг. Путин приглашал меня к себе, и мы вполне понимаем друг друга. Я могу к нему обратиться, но стараюсь не тратить его время.
— А у вас есть возможность позвонить Владимиру Владимировичу?
— Если бы у меня был очень важный вопрос, я бы позвонил. Но таких вопросов у меня нет.
— В чем ваш источник внутренней силы, помогающей сохранять ясность мысли и творческую активность?
— Думаю, все дело в хорошей наследственности. Ходить мне уже трудно, а головой работать я еще могу неплохо.
— Вы написали более полусотни книг. Какие из них считаете своими главными творческими достижениями?
— Есть несколько книг, которыми я горжусь и которые, очевидно, будут интересны и актуальны еще какое-то время. В первую очередь это книга о Сталине под названием «К суду истории». Не сочтите за нескромность, но пока еще никто про Сталина книги более содержательной и интересной не написал, хотя время прошло. К своим удачам отношу и книгу об Андропове, и серию трудов о Путине.
— Какую роль в формировании ваших взглядов сыграла семья?
— Мать передала мне очень хорошую наследственность. Но в интеллектуальном отношении она в мою работу не вмешивалась. Больше всего на меня повлиял отец. Он был репрессирован, осужден, но с правом переписки, мог иногда писать мне и давать советы из заключения. Я унаследовал от него любовь к философии, размышлениям, книгам. Своей судьбой и смертью — отец погиб в заключении — он повлиял на историю моей семьи и на мои взгляды. Я стал не доверять власти.
— А какие жизненные ценности вы передали своему сыну?
— Я не вмешивался в его работу, у него свои идеи. Правда, старался оградить сына от диссидентства — это опасный путь. Он вырос хорошим, честным человеком. Построил вот домик, в котором я живу.
— Когда вам жилось спокойнее — в советские времена или в нынешние?
— Конечно, рисков в прошлом было куда больше. Меня хотели арестовать за диссидентство, приходилось скрываться, ездить по друзьям и по стране. Потом СССР рухнул, но во времена Ельцина я носил два пистолета. Газовый мне прислал брат Жорес, а другой мне купили друзья на оружейном рынке, потому что преступность была страшная. Мой дом два раза грабили. К счастью, использовать оружие не пришлось, но с ним я себя увереннее чувствовал: Нет, сейчас живу куда спокойнее.
— Как вы воспринимаете советское прошлое сегодня, на фоне происходящего?
— Я не идеализирую ни прошлое, ни настоящее. Положительно оцениваю многое из того, что было в СССР, поскольку продолжаю оставаться социалистом по убеждению. И, кстати, многое из того, что Путин не говорит, но делает, является в конце концов социализмом.
— Какие источники, архивные материалы вы используете для своих исследований?
— Полагаюсь прежде всего на личные рассказы. В архивах я нередко встречал лукавые документы, где желаемое выдается за действительное, и откровенные фальшивки. Уже второе поколение историков, пользуясь архивами, пишет не то, что я знаю. Поэтому для меня важнее живые свидетельства. К счастью, люди мне доверяли и доверяют свои секреты.
— Вы писали отзывы на сочинения Александра Солженицына. Как складывались ваши отношения?
— Не очень хорошо. Солженицын попросил меня, чтобы я дал ему в Рязань свою книгу «К суду истории». Я сказал: «Александр Исаевич, я вам, конечно, книгу дам, но знаю, что у вас есть много писем от заключенных. Покажите их мне». А он в ответ: «Да там ничего интересного:» В общем, он не хотел ничего давать, желал только брать. И в книгах его присутствует главным образом сам Солженицын.
— Как по-вашему, Александр Исаевич заслуженно получил Нобелевскую премию?
— Заслуженно. Но в представлении было сказано, что премия дается за книги «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ». Эти книги действительно представляют, может быть, не литературную, но историческую и политическую ценность.
— Как избежать манипуляции историей, чтобы она оставалась независимым инструментом?
— Однозначного рецепта нет. Все зависит от самого историка, его смелости и честности. Влияние политиков на историю велико: очень часто в хрониках оказываются события, которых на самом деле не было. К сожалению, вмешательство властей происходит не только в советские времена, но и сегодня. Задача историков — сохранять объективность. К сожалению, многие из них служат властям.
— А вы?
— А я считаю себя независимым исследователем и не состою ни в каких организациях. В какой-то мере я писатель-одиночка.
— Через ваши руки проходят школьные учебники истории. Что вы можете о них сказать?
— Мне доводилось рецензировать и отбирать учебники. Одни из них я оценивал критически, другие — лучше. Про последний школьный учебник могу сказать следующее: в нем сохранен принцип правдивого изложения, но, к сожалению, представлена лишь часть правды, а не вся. История со временем меняется, и нельзя излагать ее однобоко. Хотя, должен признать, что есть тайны, которые пока раскрыть трудно или даже не нужно.
— Кто из современных политических лидеров вызывает у вас наибольший интерес?
— В первую очередь наш президент Владимир Путин, затем президент США Дональд Трамп и председатель КНР Си Цзиньпин. Остальные лидеры пока не привлекают особого внимания.
.jpg)
Фото из личного архива
— Каким вам видится будущее России в свете глобальных политических перемен?
— Я смотрю в будущее с оптимизмом. Уверен: у нашей страны есть все возможности для успешного развития в XXI веке. Конечно, что будет дальше, предсказать сложно, но, если не случится глобальных катастроф, в ближайшие 30-40 лет можно рассчитывать на стабильный и успешный рост России. Потенциал наш велик, несмотря на все вызовы и внешние риски.
— Нужна ли России демократия?
— В России демократия уже присутствует, и в значительной мере. При этом абсолютной демократии, на мой взгляд, быть не должно. Важно сохранять баланс между свободами и ответственностью, чтобы система работала эффективно и стабильно.
— Насколько важна личность в российской политике? Где проходит граница между культом личности и ответственным лидерством?
— Культ личности — это скорее религиозное понятие, и сегодня у нас такого культа нет. Для примера: при Андропове и Брежневе культа личности тоже не было, хотя советская система власти была вполне централизована. Важно, чтобы не только система была, но и личность присутствовала.
— Как вы оцениваете такие личности, как Леонид Брежнев, Михаил Горбачев, Борис Ельцин?
— Считаю Брежнева человеком малограмотным, а Ельцина — совсем необразованным. С Брежневым я не встречался, а с Ельциным пришлось.
— Предлагал ли вам Борис Николаевич выпить водки?
— Нет, не предлагал. Кстати, Ельцин предпочитал коньяк. Если бы предложил мне выпить, я бы отказался — я вообще ни с кем не пью. Что касается Горбачева, то я изменил на него взгляды. Сначала относился к нему положительно, он многое сделал и еще больше обещал. Но, как потом выяснилось, больше услужил Западу, а не своей стране. Жалею, что у меня с ним были хорошие, дружеские отношения. Горбачев был плохим человеком, даже не вполне нормальным. Сказать по правде, мне стыдно, что я написал положительную книгу о первом президенте СССР. Переоценил значение Горбачева, который немало сделал для развала Советского Союза.
— А при каком лидере вам лично лучше жилось?
— Могу сказать, что хуже всего жилось при Ельцине, когда случилась криминальная революция. А лучше всего — при Хрущеве, когда реабилитировали моего отца. Лично я при Никите Сергеевиче жил хорошо. Но жизнь народа была иной, часто тяжелой. Поэтому получалось так, что я жил по-разному, а народ жил по-другому.
— Отделяете себя от народа?
— Не отделяю. Просто говорю как есть. Немало ведь и тех, кто и 90-е вспоминает с ностальгией: то время у них совпало с молодостью, глотком свободы, открытием мира. А для других оно стало трагедией.
— Вы несколько своих книг посвятили Путину. Вам известна реакция Владимира Владимировича на ваше творчество?
— Он сказал однажды: «Я, Рой Александрович, читаю, конечно, не все. Мне отмечают, что я должен прочесть. Про меня пишут книг много — и за границей, и в России. Некоторые я даже в руки не беру».
— Каким темам посвящены ваши текущие рукописи?
— Признаюсь, я не в силах обойтись без работы. Каждый день, даже в воскресенье, хоть немножко я должен что-то написать. Сейчас начал писать на тему СВО. Но эта книга, наверное, так и не будет закончена, потому что операция продолжается. Уже четвертый год идет, думал, что все быстрее закончится...
