Команде нынешнего, Х Транссибирского арт-фестиваля выпала задача особой сложности: в мало благоприятных для искусства международных условиях провести праздник не просто элитного — юбилейного уровня. И они с ней справились — как по звездной наполненности программ, так и по уровню совершенных на них художественных открытий.
Напомню, десятилетие Транссибирского — это более 250 встреч артистов с публикой Новосибирска, Красноярска, Омска, Барнаула и других городов. Это 29 премьер, в числе которых 16 мировых: чего стоит одно только специально написанное для основателя и худрука фестиваля Вадима Репина сочинение «Диалог: Я и Ты» легендарной Софии Губайдулиной...
Теперь насчет звездной наполненности: пианисты Вадим Руденко и Екатерина Мечетина, виолончелист Александр Князев, трубач Вадим Эйленкриг, актеры Евгений Миронов, Дарья Мороз... Прима Большого театра Светлана Захарова с балетным спектаклем Modanse, Владимир Спиваков с его «Виртуозами Москвы» — вот лишь малая часть знаменитых имен, украсивших нынешние программы с 8 марта по 6 апреля.
Да, французского мэтра Шарля Дютуа, завсегдатая прошлых Транссибирских, мы на этот раз не увидели за дирижерским пультом — зато приехал другой энтузиаст сибирского праздника, эстонский маэстро Андрес Мустонен. А разве не интересно познакомиться с представителем уникальной венесуэльской дирижерской школы, учеником легендарных Хосе-Антонио Абреу и Густаво Дудамеля (и того же Дютуа) Мануэлем Гомесом-Лопесом? Уж не говорю об их отечественных коллегах Юрии Башмете, Александре и Иване Рудиных, Сергее Скрипке, Владимире Ланде...
.jpg)
Выставка бессменного фотографа фестиваля Александра Иванова в фойе концертного зала имени А. М. Каца напомнила звездные моменты смотра. Фото автора
Разумеется, в большей части программ выступил бессменный лидер фестиваля — всемирно прославленный скрипач Вадим Репин. Который, помимо большого количества классики, сыграл и две премьеры: российскую — Скрипичного концерта Полада Бюльбюль-оглы и мировую — Концерта для скрипки с оркестром Михаила Плетнева.
На премьеру опуса знаменитого азербайджанского композитора я не успел — хотя по тому, с каким энтузиазмом мои пораньше приехавшие в Новосибирск коллеги распевали «И в яростном, и в яростном огне» понял, что интонации были знакомые и духоподъемные. А вот Концерт Плетнева послушал, и это исполнение считаю событием.
Как композитор Михаил Плетнев известен меньше, чем как феноменальный пианист и подвижник-дирижер. Не скрою, на фоне исполнительских успехов Михаила Васильевича его сочинительские опыты порой встречали скептические (в том числе мои) отзывы. Но на сей раз скепсис пригасил первый же простой и печальный мотив скрипки, и все последующее развитие большого трехчастного сочинения не дало к нему ни малейшего повода. Да, здесь многое, говоря по-пушкински, «напоминает былое». Включая то самое печальное начало, явственно перекликающееся с сумрачным раздумьем Первого скрипичного концерта Шостаковича. Или валторновые «напевы», заставившие вспомнить о песнях каторги и ссылки, легших в основу Одиннадцатой симфонии Дмитрия Дмитриевича. Или похоронный ритм из последнего сочинения великого симфониста — Альтовой сонаты, в свою очередь заимствованный из «Лунной» Бетховена... Нашлось место и аллюзиям на Мусоргского (как показалось — на его «Песни и пляски смерти»), на Чайковского — как известно, любимейшего композитора Плетнева-исполнителя: мне здесь услышались размытые и искаженные контуры батальных эпизодов увертюры «1812 год»... Плюс неповторимо-плетневская мрачная ирония — периодически звонящий прямо в оркестре «мобильный телефон» (что это, ксилофон?) или неуклюжий маршок, расползающийся «по швам» и превращающийся в... настройку оркестра: словно музыканты пытаются найти выход из тупика, в который их завели эти нарочито примитивные мотивы.
Все же в целом напомнило мне совсем не русское сочинение Рихарда Штрауса «Метаморфозы», написанное в конце Второй мировой войны, основанное на цитатах самых знаменитых тем Бетховена (тема судьбы из Пятой симфонии и траурный марш из Третьей) и, как принято считать, выражающее думы композитора о судьбах немецкой культуры в поворотный момент истории. Так или иначе, но и партитура Плетнева, и то, как мастерски донесли ее Вадим Репин и специально приехавший в Новосибирск Российский национальный оркестр под управлением итальянского дирижера Алессандро Кадарио, представились мне важным высказыванием на темы истории и современности.
Ну и не могу не рассказать о еще одном концерте смотра: 1 апреля, в день 150-летия Сергея Васильевича Рахманинова, в Новосибирской филармонии играли, естественно, его музыку.
Хотя каюсь — в последние месяцы не раз приходила мысль: не перекормят ли нас в юбилейной горячке Сергеем Васильевичем? Как бы ни был он велик...
Не перекормили. Точнее, так: если играет подлинный мастер, который доносит не только красоту рахманиновской музыки, но заложенный в ней громадный нравственный смысл, то перекормить ею невозможно. Тут вряд ли скажешь точнее, чем замечательная пианистка Екатерина Мечетина в недавнем интервью «Труду»: «Ведь это миссия святого — взять на себя боль страны и так переплавить ее в тигле своей души, чтобы это почувствовал весь мир. Когда слушаю Рахманинова, понимаю — мне не просто играют изумительно красивую, благородную музыку, но — учат быть человеком... Он, безусловно, художник общечеловеческого значения. Но композитор именно русский, говорящий нам, кто мы есть. Раскрывающий это всем своим послушанием, данным ему жизнью: потерять Родину, но, страдая от полной невозможности воссоединения, навсегда сохранить ее в сердце». Составители и исполнители нынешней юбилейной программы — художественный руководитель и главный дирижер Новосибирского государственного академического симфонического оркестра Димитрис Ботинис (совсем недавно заменивший на этом посту уехавшего за границу Томаса Зандерлинга) и российско-швейцарский пианист Константин Лифшиц словно слышали эти слова своей коллеги.
.jpg)
Константин Лифшиц (фортепиано), Димитрис Ботинис и Новосибирский академический симфонический оркестр играют Рахманинова
В первом отделении они исполнили Третий концерт — кульминационное сочинение русского периода рахманиновского творчества. Да с таким увлечением, что я не заметил, как пролетели эти 45 минут, настолько они оказались насыщены шквалом молодых чувств и надежд. Все второе заняла последняя, «американская» партитура Сергея Васильевича — Симфонические танцы: трагический итог жизни, предощущение тяжелейших испытаний для себя, мира, России. Поразительная перекличка двух шедевров! Но ведь и здесь, не в силах избавиться от преследующего его всю жизнь наваждения — средневекового католического гимна о конце мира Dies irae, Рахманинов пытается «вытянуть» из этого мрачного мотива мелодию любви. И ему это удается — на несколько секунд в финале, перед тем как рок поставит свою окончательную точку. Потрясающий урок мужества. Очень нужный нам всем, особенно сегодня.
P.S. 9 апреля в московском продолжении программы X Транссибирского Вадим Репин и Российский национальный оркестр под управлением Алессандро Кадарио представят столичную премьеру Скрипичного концерта Михаила Плетнева.
