- Вы очевидец стольких эпох, начиная со сталинской.
- Между прочим, лично ко мне Сталин относился неплохо. Даже когда ему донесли, что я отказался от предложения вступить в партию, он сказал: "Нэ трогайте Покровского, он укрепляет блок коммунистов и беспартийных:" Конечно, я Сталина не идеализирую. У меня к нему две личные претензии: как он мог допустить, чтобы в стране под названием Россия били человека по имени Всеволод Мейерхольд?! Я даже не говорю - убили, это страшно, но били! Это еще хуже, это низко, подло! И вторая претензия - уничтожили мою тещу, добрую и умную женщину, прекрасную переводчицу, которая неосторожно сказала корреспонденту западной газеты о том, какую мизерную зарплату она получает. Ее арестовали, и она погибла.
- Некоторые актеры младше вас на три поколения. Легко ли с ними установить контакт?
- По-разному. Знаете, мне в них не хватает очень важного вещества под названием нахалин. Это не то же самое, что нахальство. Актер должен брать режиссера за грудки: "Ну, скажи мне, в чем суть образа, ну, съязви, уколи, чтобы мне стало больно и чтобы мир содрогнулся от моей боли!"
- Как относитесь к поветрию осовременивать сюжеты классических произведений? Скажем, делать из Травиаты проститутку, промышляющую у шоссе в районе Химок?
- Невежество, помноженное на спекуляцию! Знаменитый композитор Стравинский, приехав в Россию в 62-м году, одобрил мою постановку "Войны и мира" и сказал замечательные слова: "Вас будут уважать до тех пор, пока вы не начнете улучшать классиков". Слово "улучшать" он произнес, как понимаете, с ироничной интонацией: Я убежден, что пошлость надо карать тюрьмой.
- Откуда черпаете ваши удивительные жизненные силы?
- За них я должен прежде всего сказать спасибо папе и маме. И еще многим. Старшим коллегам по оперному театру города Горького (теперь он вновь Нижний Новгород), куда меня, мальчишку, послали работать режиссером. Тому генералу, который во время войны сказал мне: "Вы что, хотите по морде получить за ваши оперы? Давайте нам оперетты - "Сильву", "Холопку"! Солдату радость нужна, его рассмешить надо. А уж как победим, ставьте на здоровье вашего "Ивана Сусанина". Я благодарен великому русскому театру, великой русской культуре, великому русскому народу. Что я был бы без них? Маленький, немощный человечек.
Ну а конкретно сегодня меня "держит" один очень въедливый итальянец. Композитор. Зовут Доменико Чимароза. Автор оперы, которую он написал специально для России лет 200 с гаком назад. Опера (я с синьором Доменико совершенно согласен) отменная. И приходится репетировать по несколько часов в день. Хотя устал я чертовски, и спать хочется, и в туалет надо (а путешествие в туалет в моем возрасте - отдельное приключение). Но Чимароза не дремлет, скидок не дает. Стоит мне чуток расслабиться, он: "Я тебе расслаблюсь на рабочем месте!"
Прощание с режиссером - 8 июня в 11.00 в Камерном музыкальном театре.
Век Покровского
Борис Покровский, режиссер
Родился 10 (23) января 1912 года в Москве в семье учителя. В 1938 году окончил ГИТИС. Первая крупная работа в Большом театре, "Евгений Онегин" (1944), имела успех и шла 50 лет. Спектакль "Великая дружба" по опере Мурадели разгромлен в постановлении ЦК ВКП(б). Но сам режиссер продолжал в 1947-1950 годах получать Сталинские премии.
В 1982-м из-за разногласий с частью труппы покинул Большой. В 1972-м создал первый в стране Камерный оперный театр, получивший мировую славу благодаря постановке оперы Шостаковича "Нос" (1974), до того бывшей в СССР под негласным запретом.
Последний спектакль поставил в возрасте 95 лет.
Кавалер орденов "За заслуги перед Отечеством" первых трех степеней.
Вдова Покровского - Ирина Масленникова, в прошлом солистка Большого. Дочь Алла и внук Михаил Ефремов - популярные актеры и режиссеры.
Голос памяти
Галина Вишневская
"Он мне орал: "Корова!" - а я не обижалась"
- Горе огромное. Ушел учитель, друг. Практически член семьи. Мы до последних его дней общались. У него был совершенно ясный ум, всегдашний острый слог. А голос! Несмотря на все болезни. Как отчеканит мощно какую-то важную мысль - поневоле вздрогнешь.
Уж я-то его слушалась, была с ним пай-девочкой. Трудно поверить? Но так у меня с истинно талантливыми людьми. Как Покровский или, допустим, дирижер Мелик-Пашаев. Они принимали меня в Большой театр, сделали из вчерашней опереточной певицы оперную солистку. В жизни не видела лучшей "Аиды", чем у Покровского, а уж бывала во всех главных театрах мира. Покровский, бывало, кричал: "Дура, корова!" Услышав такое, другие артистки - сразу в истерику. А я себе говорила: пускай кричит, мне в одно ухо влетело, в другое вылетело. Понимала: раз он орет, значит, видит во мне что-то, чего я сама еще не понимаю. А кричит, чтобы запал момента не прошел, чтобы успеть его зафиксировать.
