Максим Никулин: «Отец послал генерала КГБ на три веселых буквы»

Главная Культура 00:17 15 Декабря 2011 6080

18 декабря Юрию Владимировичу Никулину исполнилось бы 90 лет

Напечатать

А вдруг это правда?

— Юрий Никулин остался в нашей памяти человеком, которого без улыбки и представить нельзя. Вы его помните таким же? Или правы те, кто говорит, что клоуны в жизни довольно мрачные?

— Нет, абсолютно. Он был точно таким же, как и в цирке, и в кино. Ведь уникальность отца еще в том, что в нем была квазиискренность. Это сравнительно недавно я для себя сформулировал. Просто задался вопросом: за что его все любили? Про отца говорят: великий клоун. Он не был великим клоуном — ведь были же и Олег Попов, и Карандаш, и Енгибаров… Кино? Да, кино сделало его знаменитым, но сложно назвать отца и великим актером — были и Леонов, и Папанов, и Евстигнеев… Папу любили прежде всего за человеческие качества. За то, что читалось и с экрана, и в манеже. Понимаете, у него не было второго плана, он говорил одинаково со всеми: с министром, с шофером, со мной, с мамой — с кем угодно. А таких людей очень мало — по пальцам пересчитать.

— Его можно было назвать мягким человеком? Может быть, даже наивным?

— Да, отчасти. К нему каждый мог зайти, о чем-то по-просить или просто поговорить, рассказать анекдот. В кабинете всегда было полно народа, иногда к цирку никакого отношения не имеющего. Одно время много было таких, которые приходили с семьями, с детьми, говорили: мы из Ташкента, все деньги украли. Мы отца от этого, конечно, ограждали, но «особо одаренные» время от времени все же прорывались. А он всегда им деньги давал. Сколько раз я отцу говорил: «Тебя же разводят, это просто жулики». И каждый раз, сидя в своей любимой позе — подпирая рукой голову, — он отвечал: «Мальчик, а вдруг это правда?» Крыть было нечем.

Но, с другой стороны, прошел же он две войны. И стержень у него был. Когда надо было, проявлял и жесткость, и мужество.

— Можете вспомнить момент, когда отец наиболее ярко открылся с этой стороны?

— Однажды ему позвонил старинный приятель, Гарри Орбелян. Он всю жизнь в Америке прожил, а когда стало можно, в Россию приехал, позвонил из «Метрополя»: «Юра, привет. Я в Москве, давай встретимся». Отец говорит: «Хочешь, завтра на обед приходи, Таня борщ сварит, водочки выпьем». — «Да-да, Юрочка, завтра в два я у тебя».

Через пять минут звонок — как выяснилось, из КГБ: «Юра, привет. Это Толик, помнишь?» — «Да, помню, Толик. В чем дело?» — «Слушай, у тебя там встреча завтра намечается — надо «поломать». Я смотрю — отец начинает заводиться: «А кто это решил?» — «Ну, понимаешь, мнение такое есть, генерал наш сказал». Отец говорит: «Толик, передай генералу, пусть идет на… со своим мнением. У себя дома я буду принимать кого хочу!»

Бросил трубку, стал ходить по квартире: руки трясутся, белый весь. Первый и единственный раз я таким его видел. «Сволочи! — говорит. — А чего они мне сделают? Они же мне ничего не сделают! Они что, меня из страны вышлют? Не вышлют. Не пустят за границу? Да и хрен с ней, я ее всю уже объездил. Звания лишат? А лишат — и хрен бы с ним…»

Через пять минут звонок: «Юр, это Толик, я договорился, дают добро, нормально все».

Да, его обманывали, бывало, и предавали. В таких случаях он человека просто вычеркивал. Как из записной книжки — так он из жизни вычеркивал. И больше никогда не встречался, не общался — просто человека забывал. Помню, принес ему один проект, и там значилась фамилия человека — как раз из таких. Он посмотрел, сразу сказал: «Я с ним работать не буду». — «Ты пойми, — говорю, — тебе с ним работать не надо будет, ни встречаться, ни водку пить. Ты вообще его не увидишь». Он посмотрел на меня: «Нет, ты не понял. Если он в проекте, то я не участвую». Это принцип.

До границы как-нибудь доедем

— Юрий Владимирович был с вами откровенен?

— Нет, у него были закрытые темы. Никогда со мной не говорил о войне, а я и не спрашивал — чувствовал, что некорректно. То есть спросил пару раз, понял, что он уходит в сторону, и перестал… Я заметил, кстати: все настоящие фронтовики неохотно, очень скупо рассказывают о войне. Вот те, которые начинают с того, как они выиграли войну, — как правило, либо в штабе отсиживались, либо в тылу. А об отцовской войне я больше узнал из книги, которую он написал.

— А о чем в конце жизни больше всего переживал Юрий Владимирович?

— Склонности к самокопанию у него не было. И у меня нет. Я считаю, что психоанализ — это первый шаг к шизофрении. А отец… Помню, когда путч был, мы сидели на даче, смотрели «Лебединое озеро». Он говорит: «Путч? Да хрен бы с ним! Вот у нас две машины стоят, бензина литров 600 (а тогда бензин был в дефиците и мы запасали его в канистрах). Ну, до границы-то мы доедем. Ленин — по льду переходил, а мы-то уж как-нибудь».

— Да, настоящий оптимист. Он как-то анализировал свою жизнь, отмечал, что было самой большой удачей, самым большим провалом?

— У него не было неудач, во-первых…

— Ну, фильмы некоторые Юрий Владимирович считал своей неудачей.

— Считал, но то была его личная точка зрения, и я с ним спорил. И речь только об одном фильме — «Старики-разбойники». Дело в том, что там был роскошный сценарий, законченное литературное произведение. А когда экранизируешь, всегда хуже получается. Отец изначально проникся и потом, когда увидел результат, сильно расстроился, потому что это было не то, на что он настраивался. А самая большая его гордость — цирк, наверное. Он никогда этого сильно не выпячивал, но, знаю, внутри страшно гордился, что он это сделал, что ему удалось.

Фамилия помогает

— В 1997 году Юрия Владимировича не стало. Занять его место — стать генеральным директором Цирка на Цветном бульваре — это было рискованно для вас? Были сомнения на этот счет?

— Меня выбрал коллектив, и сомнений не было. И не потому, что я себя считаю великим руководителем. А потому что есть в этом определенный прагматизм. Мне с моей фамилией легче чего-то добиться для цирка, чем с фамилией, скажем, Иванов… Отцу как-то предложили возглавить Союзгосцирк. Вот он как раз сомневался — именно потому, что высокий пост, министерский уровень — это не его совсем. Помню, мама тогда сказала: «Ты знаешь, для цирка это будет лучше. Но для тебя и для нас — гораздо хуже». И он не пошел.

— Про вашего старшего сына, Максима, Юрий Владимирович однажды сказал: «Смешной. Может клоун получиться». Надеялся, что кто-то из внуков повторит его путь?

— Да нет, я не думаю, что надеялся, и уж тем более — желал этого. Он всегда был фаталистически настроен: сложится не сложится, получится не получится. И никогда не заставлял чего-то делать ни меня, ни внуков. А про Максима просто так, к слову сказал. Но сейчас мои сыновья — и Максим, и Юра — со мной работают. Старший — менеджер по спецпроектам; младший — референт в зарубежном отделе.

Наше досье

Юрий Никулин родился 18 декабря 1921 года в городе Демидов Смоленской области.

Участник Великой Отечественной войны. В 1949-м окончил студию разговорных жанров при Московском цирке и стал артистом в жанре клоунады. В том же году женился на Татьяне Покровской.

С 1982 года — директор Цирка на Цветном бульваре. Народный артист СССР (1973), Герой социалистического труда (1990). Снялся в таких знаменитых фильмах, как «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Когда деревья были большими» и во многих других.

Умер 21 августа 1997 года.

Напечатать

Культура 19:52 / 18 Ноября 2025 11546

Интрига с любовными письмами подвела Фальстафа

В спектакле Малого театра «Виндзорские женушки», кажется, есть все, что привлекает зрителей

Любовь Лебедина

Роль пьяницы и дебошира Джона Фальстафа креативно исполнил Александр Клюев

В шекспировской комедии, где героини стремятся отстоять свое эго и быть наравне с мужчинами, лихо закручен сюжет, запутаны отношения, а лабиринт коридоров и комнат, созданных воображением сценографа Максим Обрезкова, не позволяет действию застыть. Оказывается,...