После этих слов я молча пожал его сильную рабочую руку. Так мы познакомились. Выяснилось: Алексей не воронежец. Его малая родина - город Семилуки, производящий не только обычный, красный кирпич, но и огнеупорный "доменный припас", без которого немыслим технологический процесс ни в домнах, ни в мартенах. А еще оказалось, что Алексей - заядлый рыболов, и мы быстренько договорились в ближайшую субботу порыбачить на Дону. Но рыбалка в тот день не сложилась: помешал сильный дождь, и мы сидели у Лехи на балконе и вели задушевный разговор - сразу обо всем на свете, и о тогдашнем житье-бытье в частности. Алексей был им доволен, почти на сто процентов: "Если б не гадские дефициты!" Как и большинство сограждан, он не мог взять в толк: почему всего не хватает? В районе один спецхоз "Победа" в год выдает 20000 центнеров свинины. Рядом с Семилуками, в селе Девица, отгрохали фабрику, каких и в Европе поискать. С ее конвейера сходят миллионы штук яиц и сотни тысяч кур. В соседнем Хохольском районе спецхоз по откорму бычков тоже ежегодно сдает государству десятки тысяч центнеров говядины. Имеется и своя птицефабрика, почти такая же, как в Семилуках. И так - почти в каждом районе. Планы выполняются и перевыполняются, а на прилавках - хоть шаром покати...
Мой собеседник имел большие претензии к Горбачеву за то, что он "плюнул в душу народа, затеяв дурацкую борьбу с пьянкой". А в Ельцина Леха верил: "Этот порядок наведет, прищучит зажравшуюся партийную бюрократию...". К 37 своим годам Алексей обзавелся трехкомнатной, со всеми удобствами квартирой, дачей с домиком, в котором хоть круглый год живи: есть печка, вода, электричество и плодоносящий сад. Построил и хороший гараж со смотровой ямой. Оставалось лишь продать тяжелый мотоцикл, снять со сберкнижки накопленные деньги и купить "Жигули". Жена Алексея, Ирина, работавшая медсестрой в больнице, также на свою участь не жаловалась: "Мужа мне Бог послал - замечательного. Немного, правда, помешанного на футболе и рыбалке, но зато почти непьющего. Сын учится только на "хорошо" и "отлично". Мы обуты, одеты, сыты..."
Говорили и о том, что в квартале на многие вещи имеется свой специфический взгляд. Допустим, бурю негодования вызвали слова какого-то академика относительно того, что во всех бедах и неприятностях виноват сам народ, работать, дескать, не умеет и не хочет. Это они-то, по 12 часов не отходящие от раскаленных печей, не умеют? Не хотят? Как будто кто-то другой, живя в нетопленных бараках, получая по карточкам жалкую пайку хлеба, вывозя готовый кирпич к станции на лошадях, вытаскивал страну из послевоенной разрухи. Как будто кто-то другой спустя чуть ли не 50 лет после войны продолжал работать в режиме военного лихолетья, руководствуясь прежним лозунгом "В труде - как в бою!". Оборудование в цехах устарело и морально, и физически. Интересно, как бы повел себя, трудясь на таких технических "динозаврах", американский или японский рабочий?
И все-таки при всем при том работяги верили и надеялись: "еще немного, еще чуть-чуть" - и мечта о светлом, для всех счастливом обществе, выстроенном на фундаменте добра, справедливости и честного труда, станет явью. Оптимизм являлся, несмотря ни на что, образом жизни.
Проезжая по Курской трассе и видя дома и сады над Доном, я всегда вспоминал тот, весь в брызгах дождя и цветущей черемухе день, проведенный в обществе Пивоваровых. Надеялся, что все у них хорошо, что, наверное, купили "Жигули", а сын уже учится в институте. Но начиная с 1992 года оснований для таких надежд оставалось все меньше. И вот уже "эпоха Ельцина" ушла в историю, но новые лидеры чуть ли не клятвенно обещают продолжать и углублять реформы. А что думают обо всех этих бесконечных углублениях сами люди, на плечах которых все и держится: и банки, и нефтяные вышки, и Кремль, и космодромы? Как они живут после десяти лет невнятных экономических и финансовых экспериментов, проведенных над нами? Подумалось: к кому ж обратиться за искренними ответами на такого рода вопросы, как не к Алексею Пивоварову, и где еще можно прикоснуться к живому источнику правды, как не в рабочем квартале? Позвонил в Семилуки: телефон не отвечал. Связываюсь с АТС, спрашиваю: почему молчит такой-то номер. Может, неисправен?
- Телефон отключен за неуплату.
Еду без предупреждения. Дверь в знакомую квартиру открывает сам Алексей: "Елы-палы! Вот уж точно: гора с горой не сходятся... Извиняюсь за беспорядок: дочка, понимаешь, в школе, жена - на работе, один я - в вынужденных отгулах".
- У тебя что - и дочка появилась?
- Уже во втором классе.
- А сын?
- Закончил здешнее техучилище, с институтом не вышло - финансы не позволили, они же, вузы, теперь все платные да дорогие. В Тюмень он отправился. И я, и мать скучаем по нему, иной раз невмоготу станет - позвонишь, а потом в квитанцию глянешь - и волосы дыбом: сколько платить... Заплатишь за квартиру - нечем отдавать за телефон, отдашь за телефон - грозят отключить электричество...
- Жена все там же, в больнице?
- Нет, рассчиталась.
- И где теперь?
- Ее 200 рублей, которые она получала как медсестра, хватало только на автобус - туда и обратно. Пришлось заняться бизнесом: она теперь пирожками торгует. Утром и ближе к обеду разносит по разным фирмам и организациям. Берут хорошо. Чистый навар за день - 50 рублей. За месяц - около полутора тысяч.
Примерно столько же получает и Алексей. С голода, короче, не помирают, но "Жигули" покупать уже не на что. Дочка - школьница, и этим все сказано: тетради дорогие, учебники - тоже, а ее еще обуть-одеть надо да с собой на завтрак. Вот уже и мотоцикл, и дача проданы, на очереди - гараж: у Ирины пальто зимнее поизносилось до неприличия, а тут еще телевизор свое отслужил.
Весь квартал стал намного беднее того, каким он был в 90-м году. Нынче не каждая рабочая семья может позволить купить себе такой "деликатес", как мороженый минтай, который раньше брали только для кошек. Разорительно обходится содержание квартир: захотел сменить батарею - плати 400 с гаком. Не дай Бог случится авария, извините, с унитазом: за установку нового оборудования берут столько же, сколько оно стоит, то есть 600-800 рублей. И, похоже, в верхах никого "не колышет" тот факт, что на глазах нищают те, чьими руками и создается все национальное богатство. "Молодых к печам и на аркане не затянешь, - с горечью повествует Алексей, - мы в цех никак не можем найти грамотного электрика. На вес золота ценятся токари, станочники..."
А каким видится Алексею будущее? "Буду вкалывать, пока сила есть в руках". Дядя его жены Ирины предлагал заняться коммерцией: ездить по базам и закупать товар, с тем чтоб потом продавать его коробейникам, торгующим в киосках и палатках. Гарантировал пять тысяч в месяц. Только Алексей рассудил так: если и я рвану в торгаши, то кто ж тогда в цехе останется? В конце концов, должно же быть у человека что-то такое, что дороже денег. Родина, например? Я бы, если б с дядей согласился, сам себя уважать перестал".
Тем более просвет в сплошной безнадеге появился и в маленьком, малость запечалившемся городке: Алексей имеет в виду поднимающийся в черте древнеславянской крепости, стоявшей когда-то над Доном и сожженной ханом Батыем, православный храм. Алексей убежден: когда зазвонят его колокола, жизнь в городке изменится. Только уж слишком медленно строится церковь. А из-за чего? Из-за нехватки кирпича, и это в городе, где действуют два мощных предприятия, специализирующихся на выпуске строительных материалов. Как это похоже на всю матушку-Россию...