Фразу, вынесенную в заголовок, я услышала на речке близ нашего дачного поселка: с приходом жары здешний пляж стал самым популярным местом. С утра пораньше его занимают мамаши с детьми, а к вечеру подтягивается народ посерьезней, со снедью и выпивкой. Ну и, конечно, подростки — они тусуются у воды весь день, приезжая стайками на великах и мопедах. Мотоцикл есть лишь у одного — того самого, кто призвал пацанов: давайте, мол, без мата.
Поясню, а то вдруг вы давно не бывали на подмосковных, да и столичных пляжах. Хотя, думаю, и в других городах и весях картина похожая. Но все ж именно Москва в прошлом году лидировала, по опросу агентства «Интериум», среди городов, чьи жители охотнее всего используют нецензурную лексику (дальше по убыванию — Санкт-Петербург, Новосибирск, Краснодар, Ростов-на-Дону, Екатеринбург, Челябинск, Красноярск, Нижний Новгород, Самара). И, увы, в столице все заметнее, особенно на отдыхе, гендерный перекос: слабый пол все гуще сыплет сильными выражениями.
Вон молодая женщина с берега руководит пятилетней дочкой, так и норовящей зайти поглубже. По расценкам, обозначенным в КоАП РФ (статья «Мелкое хулиганство»), мамаша точно накричала себе штрафов тысяч на 10-15. Плюс еще 3-5 тысяч рублей за сочную «реплику» в адрес старичка, попытавшегося ее урезонить. Впрочем, подобные попытки тут редкость, не говоря уж о штрафах: эдак с каждого второго придется брать по солидной сумме, собиральщиков не напасешься...
К слову, любопытный вывод из борьбы с «бранными словами» в Московии 400 лет назад сделал немецкий путешественник Адам Олеарий, впервые побывавший на Руси в 1634 году. Подивившись «бранчливости тамошнего народа», где «гнусные слова говорят не только взрослые и старые, но и малые: и дети родителям, и родители детям», он рассказал, как по царскому указу «назначенные тайно лица на переулках и рынках должны мешаться в толпу», а отряженные им в помощь стрельцы — хватать ругателей и на месте публично пороть. «Однако привычная и глубоко укоренившаяся ругань доставляла наблюдателям, судьям и палачам столько работы, что им скоро надоело следить за ругателями и наказывать их». Куда проще собирать «штрафы за бесчестие», когда оскорбляли «человека на окладе» или кого-то из знати. Ругатель, к примеру, выплачивал 600 талеров за поношение врача (годовое его жалованье), а за боярина — втрое больше. «Но все эти наказания нравов не меняли, — пишет немец, — поскольку те, кто писал указы и брал штрафы, да и сами вельможи бранились не меньше наказуемых».
Для сравнения: нынче, по опросам SuperJob, лишь (!) половина руководителей (47%) используют мат в общении с подчиненными, а остальные 53% — ни-ни. Прогресс, однако! Про знать (читай: нынешнюю элиту) умолчу.
Но вернемся на пляж. Там как раз по соседству со мной плещутся три девчонки лет 10-11. На лицах восторг — наверное, такой же, как и у меня: что может быть лучше, чем поплавать в жару! «Красота, да?» — радостно обращаюсь к ним. «Ага, здорово!..» — с тем же счастьем отвечают они, сопроводив свой восторг привычным словцом, которое Роскомнадзор отнес к числу четырех нецензурных, а их старшие подруги порой заменяют когда-то нейтральным словом «блин»...
Мне, можно сказать, не повезло: у нас в семье я ни разу не слышала мата. И потому, оказавшись в шестом классе в пионерлагере, сначала все теребила подругу: «А что это он сказал?» Но детский ум цепок и восприимчив. И, вернувшись домой, я в первый же вечер поразила бабушку, ухитрившись вплести в рассказ о лагерных буднях не только слова, за которые СМИ нынче штрафуют (погуглите, кому охота), но и производные от них. Бабуля все с интересом выслушала и позвала деда. Увы, он оценил мои познания на троечку. И заодно известил, что завтра, пожалуй, не возьмет с собой в редакцию журнала «Наука и жизнь», куда раз в месяц относил очередную заметку: дескать, там не принято так говорить.
Теперь-то знаю, что он слукавил в воспитательных целях: журналисты выражаются и покруче. Но тогда расстроилась: в редакцию я ходить любила, там меня угощали сладостями и вообще было много интересного. Так что пришлось избавляться от новой привычки, тем более что и мою лучшую подругу от нее коробило. И, похоже, перестаралась: до сих пор для меня проблема выдавить из себя что-то нецензурное...
Ну и о парнишке на байке, удивившем своим призывом «давайте без мата». Я о нем не забыла, но Денис вечно бывал в окружении ребят, не удавалось поговорить. Парень явно тут в лидерах, причем не последнюю роль в этом играл байк, на котором он давал покататься. Но наконец-то повезло. После двухнедельной жары пошли дожди, и на нашем пляжике народу поубавилось: мало кто готов купаться в любую погоду. И в конце концов мы с Денисом оказались там вдвоем. Тогда-то я и решилась задать давно не дававший покоя вопрос: откуда взялась идея общаться без мата? Неужели он сам не ругается?
— Ну почему ж, могу, только не хочу. А в девятом классе с ОГЭ из-за этого чуть не выгнали. Родителям написали, и мама отвела к психологу, думала, со мной что-то не так. А тот оказался прикольный дядька, не душнила. Рассказал, как сам подростком и паркуром увлекался, и сальто крутил на байке — доказывал, что самый крутой. Но сейчас, говорит, мат — это уже норма, что слабовато для самоутверждения. Куда круче вообще от него отказаться, причем публично, мерч какой-нибудь носить — например, футболку с надписью (на фото вверху).
В общем, идея Дениса увлекла. Тем более что нашел единомышленников в интернете: подобные группы в соцсетях, как оказалось, не редкость, и не только в Москве. Отыскались сторонники и «в реале» — некоторые из местных пацанов. Особенно когда родители Дениса, довольные, что сын вовремя взялся за ум (на следующий год — ЕГЭ!), подарили ему на день рождения мотоцикл.
— Ну а если кто-то сорвется, выругается — что, изгоняете из своей тусы? — спрашиваю парня. Тот смеется:
— Да я и сам порой... Но у нас кредо: ругнуться под горячую руку — можно, говорить матом — нельзя.
Ну хотя бы так. По нынешним временам прогресс.
