- Польский род Бэлза, происходящий из города Бэлз, известен на протяжении многих столетий. О Бэлзском княжестве, Бэлзском епископстве вы можете прочесть в энциклопедии Брокгауза. Мартин Бэлза был ректором Ягеллонского университета в Кракове в XVI веке. Известный химик Юзеф Бэлза поддерживал знакомство с семьей Шопенов, чем мой отец особенно гордился: папа, как вы знаете, - автор монографии о Фридерике Шопене... Стихотворение еще одного Бэлзы, Владислава - самого знаменитого представителя фамилии - более ста лет входит в школьный букварь. Поэт, мой двоюродный прадед, похоронен во Львове, рядом с могилами Габриэлы Запольской и Марии Конопницкой - классиками польской литературы. Как-то я сфотографировался на фоне его барельефа - говорят, немного похож.
Папа был одним из могикан старой культуры. Его интересы простирались чрезвычайно широко. Например, он возглавлял Дантовскую комиссию Академии наук, входил в состав Пушкинской, изучал творчество Гофмана, Булгакова, Гумилева. В молодости всерьез увлекался математикой, астрономией. А в 29-м году написал музыку к классическому немому фильму Александра Довженко "Арсенал". У него, кстати, много симфонических, вокальных сочинений.
- К стыду своему, не знал об этой стороне деятельности вашего отца.
- Папа был скромным человеком. Слава его не интересовала. Единственное, чему он поклонялся, - это печатный станок. У него около 400 книг и брошюр! А сколько прочитано лекций в стране и за рубежом...
Был забавный эпизод во время присвоения ему звания почетного доктора Карлова университета в Праге. Там со средневековья сохранился обычай: посвящаемый в докторскую степень должен произнести несколько слов по-латыни. Перед папой выступал знаменитый французский писатель Франсуа Мориак. Его латинская речь была небольшой. Когда дошла очередь до отца, ему сказали: вы - советский человек и можете, конечно, говорить по-русски. На что папа страшно обиделся и полчаса говорил по-латыни.
- А как уроженец Польши Игорь Бэлза оказался в России?
- Спасаясь от немцев, семья в первую мировую войну переехала в Киев, где отец и окончил консерваторию. В Киеве папа познакомился с моей будущей мамой. Она была врачом по образованию, но главный ее талант - удивительная, характерная для славянских женщин способность к самопожертвованию. Будучи на 17 лет моложе, свое предназначение она видела в том, чтобы всячески помогать папе. Потом под его влиянием настолько вжилась в музыку, что сама стала писать книги о великих музыкантах: Сметане, Дворжаке, о знаменитых композиторах ХХ века - друзьях нашей семьи Николае Мясковском, Рейнгольде Глиэре...
- Казалось бы, в этой ситуации и вам не избежать профессиональной музыкальной карьеры.
- Музыки в доме было даже слишком много. Может быть, меня ею "перекормили". С другой стороны, круг общения нашей семьи далеко не ограничивался только музыкантами. Дома бывали Виктор Шкловский, Дмитрий Лихачев, Ираклий Андроников, польский писатель Ярослав Ивашкевич...
Вот так, между литературой и музыкой, между культурой России, Польши и других стран начали формироваться мои профессиональные интересы. Дипломную работу в Московском университете я посвятил "семейной" теме "Брюсов и Польша": отец еще ребенком, живя в Варшаве, видел в родительском доме знаменитого поэта, служившего фронтовым корреспондентом "Русских ведомостей".
- Что привело академического литературоведа на телевидение?
- Мои выступления в передаче Юрия Сенкевича "Клуб кинопутешествий" натолкнули телевизионное руководство на мысль пригласить меня делать "Музыку в эфире". Им как раз захотелось, чтобы программу вел человек, с детства выросший в атмосфере музыки, но не чирикающий на птичьем языке музыковедов, а говорящий доступно. Я согласился, хотя понимал, как будет трудно. Готовился к эфиру зверски. Я ведь знал, что дома меня слушает папа, ловя каждое слово: не посрамлю ли я фамильную честь.
- Сегодня трудно представить, чтобы такая серьезная передача о классической музыке могла появиться на первом или каком-то другом из ведущих телеканалов: на нее просто никто не даст денег.
- Вы знаете, я оптимист. Верю, что Россия и впредь останется сверхдержавой в области культуры. Число людей, стремящихся питаться полноценной духовной пищей, а не суррогатами, гораздо больше, чем полагают иные руководители каналов. Знаю это, изъездив страну от Калининграда до Южно-Сахалинска как ведущий концертов. Горд, что с первого дня существования телеканала "Культура" связан с ним. Такой канал должен приниматься повсюду - как ОРТ или РТР...
- Жизнь, профессия подарила вам встречи с выдающимися людьми, притом зачастую в неформальной обстановке.
- Да, мне повезло пить горилку с Иваном Семеновичем Козловским, водку с Вадимом Козиным, виски с Чарльзом Перси Сноу, чай с Изабеллой Юрьевой...
- А что пили с Монтсеррат Кабалье, чей концерт недавно вели в Петербурге?
- Ничего, но я спросил ее, что она напевает дома, когда заваривает мужу кофе. Монтсеррат рассмеялась и ответила: когда мы поженились, муж поставил два жестких условия - во-первых, никогда не петь дома, а во-вторых, не варить ему кофе, поскольку он предпочитает арагонское вино.
- Вы общались и с Лучано Паваротти...
- Да, делал интервью, фильм, вел концерты в Большом театре и Дворце спорта. Лучано очень понравилось в России, он даже утверждал, что в предыдущей жизни был русским: когда впервые услышал "Картинки с выставки" Мусоргского, то испытал ощущение, будто знал эту музыку всегда. Мы возили его в Успенское, на конезавод, и сидя на тройке, наш гость походил на важного боярина.
- Знаю, что вы очень дорожите дружбой с писателем Грэмом Грином.
- Это был удивительный человек. Флоберу принадлежит известное выражение: не следует прикасаться к кумирам руками, а то на пальцах остается позолота... К счастью, мне доводилось "касаться" людей истинного золотого чекана, чей духовный свет не тускнел от того, что они представали перед тобой в обыденной обстановке. Творчеством Грина я занимался много, подготовил выход его шеститомника на русском языке, писал предисловия к другим изданиям писателя. Сопровождал самого Грина в его поездках по нашей стране. Меня потрясло: когда по его приглашению я прилетел во Францию - а Грин тогда жил в Антибе со своей верной подругой и помощницей Ивон Клоетта, - они оба приехали на машине встречать меня в аэропорту Ниццы. Грину в ту пору было уже за 80, да вдобавок за несколько дней до моего приезда он упал и сломал два ребра... Не зря Габриэль Гарсия Маркес, справедливо считающий себя учеником Грина, сказал о мастере: вот, может быть, единственный случай, когда представление, составленное о писателе на основании его книг, оказывалось таким же и при личном знакомстве.
Через мою жизнь прошло столько великих людей, что хватило бы на несколько жизней. А с другой стороны, время от времени ловлю себя на том, что мое самоощущение не изменилось с мальчишеских лет. И своим сыновьям я порой подаю примеры изрядного легкомыслия...
- Это какие же?
- Ну, скажем, личной неустроенности. Помните, у Марка Твена сказано: кошка, однажды севшая на горячую плиту, никогда больше на нее не сядет. И на холодную тоже... Приходилось осваивать не только науку страсти нежной, но и горькую науку расставания. Может быть, отчасти в том "повинна" семья моих родителей. То, что папа дожил, без месяца, до 90 лет, я считаю следствием царившей в доме атмосферы совершенной, ничем не омрачаемой любви. Он и меня учил рыцарственному отношению к женщинам. К сожалению, жизнь не всегда соответствует идеалам. Помните, Цветаева ревниво вопрошала в одном стихотворении: "Как живется вам с другой, земною женщиной?" Мне попадались неземные женщины, после которых общение с обыкновенными, "земными", уже не доставляло радости. Но у них наблюдался один недостаток: они не умели быть... земными, обнаруживая полную неприспособленность к обыденной реальности.
- Как обходитесь?
- Я нетребователен. Во всяком случае, гораздо менее требователен, чем мой кот. Мама перед кончиной все тревожилась: я уйду - как же ты один останешься... Но она же и обучила меня всему по хозяйству. Кроме того, вдохновляет строка Евтушенко: "Всегда найдется женская рука..." Ну и два моих "гвардейца", надеюсь, не оставят меня в старости - будет кому поднести стакан с валокордином...
- Расскажите о сыновьях поподробнее.
- Старший, Игорь Святославович, окончил МИРЭА - институт радиоэлектроники и автоматики. А Федор Святославович осваивает хитрую науку менеджмента. Еще мы с ним на пару ведем на канале "Культура" передачу "В вашем доме" о знаменитых династиях в искусстве. И Игорь, и Федор - красавцы, мушкетеры, хоть и не похожи друг на друга, поскольку мамы разные. Но генетика в обоих случаях хорошая: один из дедушек - народный артист Петр Глебов, другой - с менее громким именем, зато настоящий полковник.
- Однажды вы появились перед телезрителями в программе Андрея Макаревича "Смак". Помимо кулинарии, какие увлечения озаряют вашу жизнь?
- Главное увлечение - конечно, книги. Мне передалась по наследству "высокая болезнь" библиофильства... А еще мою жизнь "озаряет" кот Бастик. Ему десять лет, это уже Бастик Второй. Был Бастик Первый, который прожил 18 лет. Кличку придумал папа в честь египетской богини Баст, покровительницы котов - в Древнем Египте кошка ведь была священным животным. С Бастиком Первым я рос, он был товарищем моих детских игр, хотя явно ощущал свое превосходство. Кот был удивительный. В том же подъезде дома на Беговой улице у писателя Василия Гроссмана жила пуделиха Любка, так он ее здорово гонял... А о нынешнем моем коте как-то сделал сюжет Николай Дроздов, в передаче "В мире животных" очень лестно заметивший, что если бы существовала кошачья консерватория, то Бастик вел бы там концерты, как его хозяин. Бастик стал причиной одного моего хобби: в его честь я стал собирать кошачьи статуэтки из разных стран, их у меня уже около двух сотен.
- Не обижайтесь, но в вас и самом есть что-то вальяжно-котовское, невозмутимое...
- Конечно, перенимаешь черты своих любимых существ.
- Вас вообще что-нибудь может вывести из привычного спокойствия? Вы способны, скажем, набить кому-либо морду?
- Мушкетерский дух совсем мне не чужд, я же был чемпионом университета и Москвы по фехтованию, чем несколько даже огорчал папу, который считал, что парню пора Канта читать в подлиннике, а он тратит время на какое-то баловство. Правда, в настоящих драках я редко принимал участие: рост и физическая подготовка заставляли относиться ко мне с некоторым уважением. Ну а что до невозмутимости... Как пел Вертинский, "я очень спокойный, но только не надо..." Однажды, в бытность художественным руководителем студии музыкально-развлекательных программ "Останкино", я рассвирепел настолько, что потребовал увольнения одной редакторши. Думаю, вы поймете меня: по ее вине размагнитили полуторачасовые интервью с Галиной Сергеевной Улановой и Рудольфом Нуриевым. Они еще не прошли в эфире, мы успели только дать маленькие кусочки. Не осталось даже текстовых расшифровок...
Вот где очень трудно сохранить спокойствие, так это за рулем. Хотя у меня огромный водительский стаж - с 61-го года, когда еще студентом-первокурсником я окончил курсы ДОСААФ. Недавно в очередной раз обменивал права, и симпатичный молодой майор задал вопрос: с какого года водите? Я отвечаю: там же написано. Он в недоумении: я не про год рождения спрашиваю... Очень майор мне этим польстил, скостив двадцать лет! Так вот, ездить я стараюсь аккуратно. Тем более что машина у меня солидная: "Вольво", две тонны весом, да еще с хорошей биографией - ее до меня два народных артиста водили. Но в Москве, доложу я вам, законопослушному водителю приходится несладко, потому что правила мало кто соблюдает. Ну а когда застрянешь в пробке, опаздывая на трансляцию какого-нибудь концерта, то начинаешь тихо ненавидеть всех окружающих. Чтобы не потерять самообладания, всегда вожу с собой заветную кассету: Горовиц играет Шопена. Вставляю ее в магнитофон: классика удивительно примиряет с действительностью.
09:24
На Волгу едем с ветерком
