АЛЕКСЕЙ АПУХТИН
1840 - 1893
Вот уж, наверно, единственный человек, который, обращаясь к Каролине Павловой - одной из умнейших и одареннейших женщин своего времени, мог с легкомысленной иронией застолбить свое желание: "... О ходе русского прогресса Тираду длинную сказать... О Пушкине потолковать... И после... с вами, поэтесса, Одну кадриль протанцевать!"
Несколько добродушно-поверхностное, сентиментально-ироническое отношение к жизни ему внушила окружавшая его, нелегкого, но любимого ребенка, атмосфера старинного помещичьего имения, в котором он вырос. Поражавший всех своей начитанностью, но вечно болевший и страдавший нездоровой полнотой Алеша был с самого раннего детства центром внимания - чем-то вроде семейного божка.
Его прочили в продолжатели Пушкина. Не ошиблись. Пушкин каким-то образом по-разному продолжился во всех нас. "Баловнем людей он начал жить, баловнем и сошел в могилу" - так начал биографию Апухтина Модест Чайковский.
Насчет начала жизни, может быть, правда, а вот насчет конца - сомневаюсь. Да, Апухтину выпало великое счастье - стать одним из самых близких друзей П.И. Чайковского, когда в 1852 году он поступил в сугубо элитарное Училище правоведения. Но их дружба не отменяла порой непримиримых споров о смысле искусства и самой жизни. Вот что разгоряченно отстаивал сторонник "чистого искусства" - Апухтин: "Ты... как наивная институтка, продолжаешь верить в "труд", "борьбу"! Странно, что ты не упомянул о "прогрессе"!" Для чего трудиться? С кем бороться?" Слово "прогресс" Апухтин презирал с завидным постоянством. Одинаково отвергая таких ярых противников, как Катков и Писарев, представлявших, по мнению Апухтина, сходящиеся полюса одинаково грубой пошлости в понимании искусства, он писал: "... никакие силы не заставят меня выйти на арену, загроможденную подлостями, доносами и... семинаристами!" Апухтин как в воду глядел, потому что не в таком уж далеком будущем именно бывший семинарист Джугашвили, ничтоже сумняшеся, начал заниматься даже лингвистикой и литературоведением по принципу: "Эта штука сильнее, чем... "
Вторая половина XIX века в русской литературе была не только озарена одновременным присутствием стольких огромных писателей, но и отравлена взаимооскорбительной полемикой, взаимной нетерпимостью. В сущности, предстоящая гражданская война, начавшаяся в 1917 году, была предопределена этими ссорами, сначала, казалось, чисто литературными. Поэтому некоторые писатели просто-напросто считали негигиеничным участие в политических сварах. Споры, переходящие в смертельные ссоры, - традиционная болезнь русской интеллигенции. Потому и брезговал Апухтин печатать свои стихи, что все журналы перессорились друг с другом. Вот как точно он это описал: "Понемногу словами пустыми Раздражались они до мученья, Словно кто-то сидел между ними И нашептывал им оскорбленья. И сверкали тревожные взгляды, Искаженные лица горели, Обвиненья росли без пощады И упреки без смысла и цели. Все, что прежде в душе накипело, Все, чем жизнь их язвила пустая, Они вспомнили злобно и смело, Друг на друге то зло вымещая..."
К счастью, полемика между Чайковским и Апухтиным никогда не перерастала в злобную перепалку, и дружба их не прекращалась, несмотря на обмен резкостями, высказанными все-таки в цивилизованной форме. Вот что ответил Чайковский на предложение великого князя Константина Романова (поэта К.Р.) создать музыку на "Реквием" Апухтина: "... многое в этом стихотворении Апухтина, хоть и высказано прекрасными стихами, музыки не требует, даже скорее противоречит сущности ее". Он же заметил, что иногда Апухтин сбивается на "формулирование чисто рассудочных процессов", которое "трудно поддается музыке". И.С. Тургенев тоже весьма предостерегающе посоветовал Апухтину: "... не предавайтесь мленью грусти", чему, конечно, Апухтин не последовал, ибо у него это было в характере.
Всего-навсего через три года после смерти Апухтина нашумевшая статья "Поэт-дилетант" М. Протопопова придавила его могилу, как дополнительный надгробный камень: "... капитан Лебядкин (из "Бесов") говорил, что "вся природа, уже семь тысяч лет, бесполезно взывает к своему творцу: "почему?" Не будучи ни Кантом, ни Лебядкиным, Апухтин ставит этот вопрос просто как красивую форму для выражения ощущения, которое обыкновенный прозаический человек выразил бы в бесхитростном восклицании: ой, жить хочется! ой, смерти боюсь!" Так что и в посмертности баловнем Апухтина не назовешь.
Но он и сам отказывал в посмертности, например, Некрасову, который, как ни странно, иногда влиял на него: "Оттого, что Некрасов служил только спросу минуты, его забывают и через двадцать лет совсем забудут". Но не забылись ни Некрасов, ни Апухтин.
Когда-то я коллекционировал сборники "Чтец-декламатор", весьма популярные в свое время. Там было премного дребедени, но были и прекрасные, запоминающиеся раз и навсегда стихи. Почти во все сборники разными составителями в разные годы включалось стихотворение Апухтина "Сумасшедший", исполнявшееся лучшими драматическими актерами России в их бенефисных концертах. А разве "Ночи безумные, ночи бессонные...", названные кем-то при жизни автора "бессмысленным набором созвучий", не откликнулись у Блока: "Май жестокий с белыми ночами! Вечный стук в ворота: выходи! Голубая дымка за плечами, Неизвестность, гибель впереди! Женщины с безумными очами, С вечно смятой розой на груди! - Пробудись! Пронзи меня мечами, От страстей моих освободи!"? А если бы апухтинская пара гнедых оказалась среди лошадей в океане, написанных Борисом Слуцким, разве она бы не выплыла и не доплыла до нас?
БАЛОВЕНЬ
С лицом засони-баловня опухлым,
чураясь осквернения стиха,
всю жизнь пытался избегать Апухтин
печатанья как смертного греха.
Мечтательный Обломов русской музы,
писал он, как играл в бильярд, - шаля.
Лениво слал он вирши мимо лузы -
и вдруг такого всаживал шара!
А, впрочем, был он из ленивцев дельных.
Не фармазон. Отнюдь не вертопрах.
Непьющий Вакх. Благонадежный Дельвиг.
И правовед, молчавший о правах.
Он, обожатель булочек изюмных,
нос морщивший от вони кабака,
певец ночей бессонных и безумных,
предпочитал ночами храпака!
Как тошно жить без драм и без трагедий!
Он, от несумасшествий поседев,
с тоской о бреде, редкой в правоведе,
о сумасшедшем сотворил шедевр.
Целуя только ручки, исстрадался.
Одна из них - вся в пятнышках чернил -
чуть вздрогнула... Но лишь для контрданса
он Каролину Павлову ценил.
Не соблазнят! Не на того напали!
Он с молодости был в немолодых,
и въехал он в бессмертие на паре
чужою страстью загнанных гнедых...
К СЛАВЯНОФИЛАМ
О чем шумите вы, квасные патриоты?
К чему ваш бедный труд и жалкие заботы?
Ведь ваши возгласы России не смутят.
И так ей дорого достался этот клад
Славянских доблестей...
И, варварства остаток,
Над нею тяготит татарский отпечаток:
Невежеством, как тьмой, кругом обложена,
Рассвета пышного напрасно ждет она,
И бедные рабы в надежде доли новой
По-прежнему влачат тяжелые оковы...
Вам мало этого, хотите больше вы:
Чтоб снова у ворот ликующей Москвы
Явился белый царь, и грозный, и правдивый,
Могучий властелин, отец чадолюбивый...
А безглагольные любимцы перед ним,
Опричники, неслись по улицам пустым...
Чтоб в Думе поп воссел писать свои решенья,
Чтоб чернокнижием звалося просвещенье,
И, родины краса, боярин молодой
Дрался, бесчинствовал, кичился пред женой,
А в тереме царя, пред образом закона
Валяясь и кряхтя, лизал подножье трона.
1856
* * *
"Жизнь пережить - не поле перейти!"
Да, правда: жизнь скучна
и каждый день скучнее;
Но грустно до того сознания дойти,
Что поле перейти мне все-таки труднее!
1874
* * *
Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые...
Ночи, последним огнем озаренные,
Осени мертвой цветы запоздалые!
Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Все же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного...
Вкрадчивым шепотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные...
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!
1876
ПАРА ГНЕДЫХ
Перевод из Донаурова (1)
Пара гнедых, запряженных с зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид,
Вечно бредете вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
Пара гнедых!
Ваша хозяйка в старинные годы
Много имела хозяев сама,
Опытных в дом привлекала из моды,
Более нежных сводила с ума.
Таял в объятьях любовник счастливый,
Таял порой капитал у иных;
Часто стоять на конюшне могли вы,
Пара гнедых!
Грек из Одессы и жид из Варшавы,
Юный корнет и седой генерал -
Каждый искал в ней любви и забавы
И на груди у нее засыпал.
Где же они, в какой новой богине
Ищут теперь идеалов своих?
Вы, только вы и верны ей доныне,
Пара гнедых!
Вот отчего, запрягаясь с зарею
И голодая по нескольку дней,
Вы подвигаетесь мелкой рысцою
И возбуждаете смех у людей.
Старость, как ночь, вам и ей угрожает,
Говор толпы невозвратно затих,
И только кнут вас порою ласкает,
Пара гнедых!
1870-е годы
1 Сергей Донауров - автор французского романса "Pauvres chevaux", не только переведенного, но и переделанного Алексеем Апухтиным.
06:57
Осетр юрского периода
