Несколько лет назад дебютный роман Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза» стал ярким литературным событием. Книга получила множество премий, переведена на 20 языков. За большинством из сегодняшних пишущих знаменитостей стоят мощные пиар-кампании, широкая известность приходит к ним после пятой — десятой книги. На Гузель слава и признание читателя обрушились сразу же. И вот ее новый роман «Дети мои». Как явился он на свет и что ждет «новорожденного»? Об этом мы говорим с автором — Гузелью ЯХИНОЙ.
-Гузель, тема новой книги, как и предыдущей, на мой взгляд, далека от мейнстрима. В «Зулейхе» рассказывалось о раскулачивании татарского села в 30-е годы. В новом романе речь идет о жизни колонии поволжских немцев до и после революции. Откуда эта тема взялась?
— После завершения первого романа мне долго не удавалось выйти из зоны его притяжения. Начала писать следующую историю, а получались главы в ключе «Зулейхи»: После почти 10 месяцев бесплодных метаний решила съездить в бывшую поволжскую немецкую республику, в Саратов, Энгельс и Маркс. Оказавшись там, посмотрев на Волгу, которая около Саратова почти такая же, как около Казани, где я родилась и выросла, побывав в музеях, изучив их экспонаты, я так прониклась темой, что все остальное, сугубо национальное, отошло на второй план.
Мой дедушка был деревенским учителем немецкого, я и сама по первой специальности — преподаватель этого языка. Немецкая культура в моей жизни играет важную роль. А слово «поволжские» мне еще ближе: у нас на Волге была дача, я с самого детства там купалась... Так что весь этот роман можно назвать объяснением в любви к Волге. С нее он начинается, ею же и заканчивается.
— Во время экспедиции в Поволжье вы и «подсмотрели» своих героев?
— Явных прототипов у главных героев не было — они вымышленные. Но очень многое из происходящего в книге «подсмотрено» мною в единственном посвященном поволжским немцам художественном фильме «Мартин Вагнер», снятом на студии «Немкино» в 1927 году. Лента рассказывает о коллективизации в немецкой республике. Этот фильм я обнаружила в экспозиции краеведческого музея города Энгельса, смотрела его много раз подряд. Первоначально я предполагала, что главным событием книги будет депортация немцев, а в итоге она заняла несколько строчек в финале. Меня очаровал сам мир немцев Поволжья, сегодня уже почти забытый, — их танцы, костюмы, песни, поговорки, сказки и даже их способ варки арбузного меда...
Главного героя зовут Якоб Иванович Бах, он деревенский учитель в немецкой колонии. И вдруг наступает 1917-й, и в жизнь Якоба входит большая история. Революция, Гражданская война, потом голод 1921-1922 годов, коллективизация и раскулачивание, второй голод, репрессии... И на фоне всех этих потрясений происходит превращение маленького человека в крупную личность. И все 22 года мой герой движется через нанизанные один на другой страхи.
— Как еще вы собирали материал?
— Смотрела живопись поволжских немцев, читала написанные ими книги — как до 1917 года, так и после. Это большой пласт литературы. Шрифт готический, читать не так-то просто. А найти эти издания еще сложнее. Что-то я брала в архивах «Ленинки», что-то в интернете, а что-то пришлось заказывать в библиотеках Вены и Цюриха — именно там я по крупицам выискивала информацию даже о том, как поволжские немцы: ругались.
— У героев вашей книги очень звучные, знаменитые фамилии: Бах, Гендель, Гофман, Вагнер... Почему?
— С одной стороны, я хотела подчеркнуть их принадлежность к немецкому народу и культуре. А с другой — через контраст со звучным именем показать, что это маленькие люди и жизнь их заурядна. Между прочим, роман уже переведен на немецкий язык, и переводчица сперва не обратила внимания на эти фамилии — настолько они распространены в Германии, — пока я не сказала, что специально использовала имена из энциклопедии.
А еще они для меня — мостик к немецкой мифологии, которую в романе использую. Например, пионервожатый, ведущий за собой детей, представляется Якобу сказочным крысоловом. А кто-то из советских тружениц напоминает ему ведьму с прялкой. Мне хотелось этим сказать: вот так, в параллелях с мифами, сбывалась советская сказка — иногда бодрая, но чаще страшная.
— А почему ваш Якоб большую часть романа молчит?
— Можно сказать, это символ молчащего поколения. Меня взволновал сам этот феномен: чтобы уберечь младших от окружающего ужаса, старшие перестают говорить не только о серьезных вещах, в которых мог бы обнаружиться какой-то подтекст, — они перестали говорить вообще о чем-либо. Как вы понимаете, это уже относится не только к немцам Поволжья, это — о всех нас.
— Не могу не спросить: какой смысл заложен в названии «Дети мои»?
— Во-первых, у Баха двое приемных детей, которым он, по сути, дарит жизнь. А второй смысл связан с взаимоотношениями государства и населяющих его народов. «Дети мои» — это фразой императрица Екатерина II встретила в 1767 году прибывших в Кронштадт немецких переселенцев. Она в лице государства обещала покровительство народу, приехавшему в чужую страну на свой страх и риск. И я попыталась понять, как небольшие этнические группы соотносятся с огромным государством. Как вообще соотносятся между собой личность и государство...
— Нередко авторы книг, завоевавших популярность, на волне успеха пишут продолжение. Не планируете ли и вы продлить «Зулейху», роман ведь кончается многоточием?
— Таких планов нет, хотя читатели постоянно спрашивают, как дальше сложились судьбы героев. Это хорошо, значит, люди живут этой историей. И, может быть, мы еще увидим ее на экране. Телеканал «Россия» планирует восьмисерийный фильм по этой книге. Говорят, съемки начнутся в августе недалеко от Казани, а главную роль исполнит Чулпан Хаматова. Сроки выхода фильма неизвестны. Пока говорят о 2020-м, и то весьма приблизительно.
— Авторы книг, по которым снимаются фильмы, часто недовольны экранизацией.
— Я прекрасно понимаю, что кино и книга — разные субстанции. Но верю, что это будет не просто проходной сериал. Я же подписала договор, отдавая права на экранизацию, поэтому было бы странно сейчас рвать на себе волосы и возмущаться. Что бы у них ни получилось, экранизация всегда означает увеличение внимания к первоисточнику, к книге.
— А «Дети мои» будут экранизированы?
— Говорить об этом пока рано, роман только вышел, никто из продюсеров и режиссеров его еще толком не прочитал. Но если кто-то возьмется снимать фильм о человеке, который 22 года проводит на уединенном хуторе и общается со своими приемными детьми без слов, жестами и дыханием, я буду счастлива. Хотя не уверена, что это вообще возможно показать на экране.
— У вас педагогическое образование. Как все-таки вы вдруг стали писателем?
— Я вовсе не вдруг стала писателем. С семи лет постоянно что-то писала. Причем не только в стол. Была редактором школьной газеты, потом — районной газеты для юношества. Другое дело, что долгие годы не публиковала никаких художественных текстов. Но когда мне перевалило за 30, поняла, что хотя бы один роман написать надо. А человеку, которому удался один роман, очень трудно удержаться от соблазна написать и следующий.
