До самого Рождества продлится выставка «Франция и Россия. Десять веков вместе» в Музеях Московского Кремля. В перекрестный Год межрегионального сотрудничества мы получили редкий шанс увидеть в одном пространстве произведения искусств, книги, документы из лучших музеев не только наших двух стран, но даже Великобритании.
Помимо «хозяина» проекта — музея-заповедника «Московский Кремль», свои сокровища представили Эрмитаж, Третьяковка, Пушкинский, бывшая «Ленинка», архив библиотеки Академии наук в Петербурге, Павловск, а также Национальная библиотека Франции, Версаль, Мальмезон, лондонский музей Виктории и Альберта... Да простят меня те, кого назвать не позволяет газетная скороговорка.
Точно так же с экспонатами: хочется упомянуть и то, и это, хотя как передать словами красоту, утонченность и обаяние старины, не говоря уже о россыпи талантов и судеб, скрещеньем которых стали почти 230 предметов экспозиции. Здесь живописцы и скульпторы не соперничают, а скорее сотрудничают с ткачами, ювелирами, портными, оружейниками, часовых дел мастерами, тружениками порцелиновых (т.е. фарфоровых) заводов...
Прекрасная Франция предстает во всех своих ипостасях: страна-мастерица, законодательница моды, флагман новых течений в искусстве, но и оплот христианской веры, рулевой европейской политики, а еще колыбель и жертва страшнейшей революции, как водится в таких случаях, рассеявшая беглецов по Европе, в том числе и России «подарившая» художников вроде Бенуа и Лансере, ставших нашей гордостью. Впрочем, их работ на выставке нет, хотя могли быть по праву. Но чтобы осветить все стороны взаимодействия, не хватило бы и громадного Манежа, посему в залах Кремля — только самое редкое и неожиданное, а из уже виденного — самые яркие шедевры вроде письменного прибора Екатерины Великой или пасхальных яиц Фаберже.
Московский Кремль мог бы проклинать Наполеона и вообще французов за разорение, какому они подвергли древнюю крепость в 1812 году. Но москвичи не злопамятны, они охотно позвали бывших противников отметить тысячелетие взаимодействия именно на Боровицком холме, а портрет Бонапарта в императорском облачении поместили рядом с мемориями его врага-союзника Александра I. От периода дружбы — Олимпийский сервиз, подарок императора французов русскому визави: трудно представить себе что-то более красивое, чем этот ансамбль стиля ампир, изготовленный на знаменитой мануфактуре Севра. Из военных эпизодов — мундир царя, тот же, что и на картине, запечатлевшей исторический момент: в покоренном Париже, точнее во дворце Мальмезон «отставная» (поскольку уже разведена) императрица Жозефина представляет российскому монарху своих детей. Как галантно вел себя победитель, с младых ногтей приученный к французскому вкусу, мы можем вообразить, разглядывая не только сервизы поры его детства, но и найденный в Гатчине пеньюар, вероятно, принадлежавший его матери, а сшитый в мастерской Розы Бертен — одной из первых кутюрье Европы. Дерзкая бизнес-леди, предвосхищая славу Габриэль Шанель и Эльзы Скиапарелли, снабжала нарядами и аксессуарами королеву Марию-Антуанетту, а также других монарших особ, включая супругу Павла I Марию Федоровну.
Взяв курс на «странные сближения», как сформулировал Пушкин, вы можете обнаружить на выставке не только портреты кисти Элизабет Виже-Лебрен — любимой художницы Марии-Антуанетты, а впоследствии изгнанницы, также нашедшей работу в России, но и волан из алансонского кружева — реликвию погибшей на гильотине семьи Людовика XVI, через век с лишним перекочевавший к последней русской императрице. Печальную рифму усилит рассказ о «русской Ницце» с трагическим эпизодом безвременной кончины цесаревича Николая Александровича, вместо которого на российский взошел суровый гонитель всего оппозиционного Александр III, отец Николая II. Как знать, останься жив его старший брат, не встала бы страна на более либеральный путь, сумев сбалансировать на крутых русских горках истории и не потерпев крах в 1917 году?
Дает выставка и ответ на вопрос, как в России, издавна получившей прививку также итальянской культуры (Кремль-то строили мастера с Апеннин), и со скандинавами тесно контактировавшей (на той же экспозиции — крестики с чернью времен Киевской Руси из собраний Московского Кремля и Эрмитажа, явно восходящие к североевропейским аналогам), возник культ именно Франции. Откуда этот девиз русского интеллектуала: «Увидеть Париж и умереть»?
Оказывается, отечественная галломания в явном виде пошла с Петра I, специальными указами регламентировавшего ношение французского мужского костюма. Свидетельство тому — две изысканные «двойки» из парчи, шелка и бархата, предназначавшиеся для свадьбы племянника Елизаветы Петровны Петра II. Правда, несчастный юноша не успел обновить эти роскошные костюмы, так как внезапно умер от оспы.
Но на самом деле связи Востока и Запада Европы гораздо древнее, о чем говорит, наверное, главный раритет выставки — грамота французского короля Филиппа I с подписью его матери, королевы Анны, датированная 1063 годом. Да-да, той самой «Анны Ярославны — королевы Франции», большинству нашей публики известной по популярному роману Ладинского и еще более популярной его экранизации. Причем то не примитивный росчерк-крест, что случалось с иными несильно грамотными монархами, но полноценный, немного причудливый на сегодняшний взгляд автограф — ANA РЪHNA. Дочь Ярослава Мудрого и шведской принцессы была выдана замуж в далёкое королевство своего будущего супруга Генриха I не только с большим приданым, но и с хорошим образованием. Так что в династиях Валуа и Бурбонов есть толика и ее славянско-скандинавской крови. А Европа уже в ту пору очевидно тяготела к единству, включая в себя и Русскую землю.
