Даже к столь серьезной цифре относится он спокойно, а от слова «юбилей» отталкивается двумя руками: очень не любит такого рода торжества. Да и как-то не вяжется эта дата с энергичным, как всегда, полным планов Олегом Валериановичем.
После нескольких лет скитаний по чужим площадкам труппа БДТ возвращается в свой дом на Фонтанке, 65. Событие приурочено к началу нового сезона. Уже ясно, каким он будет?
— Пока совершенно не ясно. Новому худруку Андрею Могучему, назначенному к нам полтора года назад, еще требуется решить некоторые проблемы. Ведь он пришел в коллектив, освященный гением Товстоногова. В театр, чья труппа воспитана на классической русской культуре. Хорошо бы, соединив его видение мира (каким Могучий представлял его в Формальном театре) с актерской реалистической школой, не одно десятилетие царившей на нашей сцене, влить, так сказать, в старые меха свежую кровь. Это задача большой сложности. Надеюсь, у него получится. Я со своей стороны стараюсь помочь Андрею Анатольевичу. Как актер я состоялся именно у Товстоногова в БДТ. Все минувшие годы после его ухода (в 1989 году. — «Труд») мне его очень не хватало. Увы, ни человек, ни театр не живут вечно.
— У вас никогда не было желания уйти на другую сцену?
— Когда ведущие актеры покидают труппу под предлогом верности ушедшему мастеру, ничего хорошего обычно не выходит. Это ближе к разрушению, чем к сохранению. А потом — что значит уйти? А если в другой коллектив не возьмут, не признают? А чтобы жить на вольных хлебах, надо быть очень уверенным в себе, в том, что тебя будут приглашать из картины в картину, из антрепризы в антрепризу. Я же в этом уверен не был.
— При том, что страна знает вас в лицо, ваши кинороли любимы, а ваш с Геннадием Хазановым ант-репризный спектакль «Ужин с дураком» не сходит со сцены уже лет 10, собирая аншлаги даже в Москве?
— Да любой нормальный актер никогда до конца в себе не уверен. Вся наша профессия — это бесконечное испытание.
— К слову, о Москве. Вы ведь в Первопрестольной родились и выросли, но большую часть жизни прожили в Петербурге. Какая из столиц вам ближе?
— У меня любовь к Москве одна, а к Петербургу совсем другая. Москва — это родина, согрета душевным теплом моих дорогих родителей. Я люблю в ней и старенькие домики, и дворы, и невзрачные улочки-переулочки... Люблю Москву и социалистическую. Скажем, площадь Маяковского, Триумфальная, Тверская, Красная площадь... Места моего детства, где я ходил с друзьями, с девушками. А в Петербурге другие чувства. Я живу здесь с 1956 года — это почти 60 лет! Впервые побывал в Ленинграде еще мальчишкой, году, кажется, в 1946-м. У родственников гостил, у бабушки. Тот большой серый дом постройки 1911 года на улице Некрасова существует до сих пор. В квартире там был камин болотного цвета в стиле модерн, громадные окна с переплетами, из которых виднелся шпиль Петропавловки. Время послевоенное, много еще разрушений, а красота сохранена. Я был поражен этим городом. Обожаю бывшие Мещанские улицы, места, связанные с Достоевским. Как писал Федор Михайлович, «в этих улицах есть свой толк». Одно время я жил в Петровском переулке — когда-то среда обитания мелких чиновников, лавочников, торговцев. Своя аура в переплетении улиц, трамвайных путей. Ясно понимаешь, что живешь не в пустоте, а в атмосфере.
— Вы ведь волей случая оказались на берегах Невы?
— Ну как волей случая... Окончил Школу-студию МХАТ, но в Художественный театр, о котором мечтал, увы, приглашен не был. Отправился по распределению в Волгоград. Мог бы остаться и в Москве, но отец оказался непреклонен: раз тебя направили в Сталинградский областной драматический театр, должен ехать. Он воевал там, у него самая дорогая награда — медаль «За оборону Сталинграда». Папа пробыл в той мясорубке от звонка до звонка, от первого налета фашистов до окружения армии Паулюса: Театр, куда мы с женой (Татьяной Дорониной, первой супругой Олега Басилашвили. — «Труд») приехали, был в плохом состоянии. Требовались актеры с именем, которые могли бы привлечь публику. А мы кто? И нас отпустили. Приехали на родину жены в Питер, поступили в Театр имени Ленинского комсомола. В Ленинграде в это время расцвел БДТ. «Идиот», «Лиса и виноград», «Пять вечеров» — меня до глубины души поразили эти постановки. Я вдруг почувствовал общую атмосферу. Ощущение какой-то невероятной цельности. В «Лисе и винограде» — солнце, раскаленные камни, соленые морские брызги. В «Идиоте» — мрачное дождливое бытие, когда хочется плотнее закутаться в пальто... Это выглядело чудом.
— В сегодняшней театральной жизни вас что-то может поразить с такой же силой?
— Восторг — удел молодости. Хотя случаются и сегодня радости. Очень интересная работа Льва Додина — недавняя премьера «Вишневого сада» в петербургском Малом драматическом. Хотя это новая для меня режиссура. Действие происходит в зрительном зале, некоторые линии выброшены, но когда смотришь, возникает подлинно чеховское состояние души. Видел в последнее время и кое-что из модных спектаклей. Тут в постановщиках наши «молодые и талантливые», как считается. Если бы я в детстве посмотрел их работу, я бы стал, наверное, металлургом. По счастью, мне повезло: мама сводила меня во МХАТ на «Синюю птицу», поставленную Станиславским. Это было в мае 1941 года. Если бы не тот спектакль, едва ли бы я стал артистом.
— Вам чужды эксперименты на сцене?
— Нет, мне чуждо стремление режиссера прежде всего явить себя любимого. Я видел, например, спектакль, где мавр Отелло — белокожий. А ведь там вся коллизия именно в том, что он думает: Дездемона изменила ему потому, что черный. Что за странный изыск? Или «Пиквикский клуб» начинают вдруг играть в современных костюмах — и все от Диккенса пропадает. А вот, понимаете, говорят мне, такая задумка. Нет, не понимаю.
Прямая речь
Из домашнего альбома
Про отца
— Отец мое решение стать актером воспринял очень плохо. Он не любил артистов. Говорил о них презрительно: «Намажут губки, нарумянят щечки — стыд, да и только...» Только много позже, когда ленинградский БДТ уже в зените славы приехал на гастроли в Москву, папа, посмотрев пару спектаклей, сказал мне: «Вы делаете серьезное дело. Претензии свои снимаю. Работай!»
Про семью
— Мое самое заветное желание — чтобы я, мои дочери Оля и Ксюша, жена Галина, с которой мы вместе уже больше 50 лет, и внуки Мариника с Тимофеем жили все вместе за городом. У нас в Репино небольшой дом. Дружно бы там жили... Но не получается: у меня спектакли, у них работа.
