45-летнего художника из Калуги Алексея Васильева сегодня сравнивают с мировыми звездами поп-арта Уорхолом и Баскией. Автор обращается к повседневности, но его работы заставляют о многом задуматься. Шесть картин Алексея улетели на Сицилию и открыли осенний сезон в арт-галерее Taimeless, расположенной в центре европейского курорта Таормины. Васильев родился и живет в Калуге, окончил местный педагогический университет имени Циолковского, физико-математический факультет. И даже три года проработал в школе, но тяга к живописи взяла свое...
— Алексей, вы решили стать учителем, потому что родители были педагогами?
— Нет, они врачи: мама — педиатр, папа — военный хирург. Все детство мы с сестрой провели, катаясь с ними по Советскому Союзу. Четыре года жили в ГДР и застали момент, когда произошло объединение Германии. Процесс длился больше года, и мы туда-сюда переезжали. Думаю, это так или иначе повлияло на мое восприятие мира.
— И вас потянуло к холсту?
— Нет, у меня не было цели становиться художником. Просто плыл по течению, рисовал, а куда вынесло, туда и вынесло. На третьем курсе пединститута, параллельно с учебой, вечерами я ходил в художественную школу для взрослых. Преподаватель сказала, что я должен рисовать по три часа каждый день. Мне нравилось, стало получаться. Работал оформителем и даже преподавателем рисования.
— К какому роду живописи тяготели?
— Нравились, когда начинал, импрессионисты, доступный русский авангард. В чем-то, говорят, я перекликаюсь с американским художником Жаном-Мишелем Баскией. Но вообще-то я художник-затворник, аскет. Меня вдохновляют и трогают музыка или книги. Люблю русский рок, например «Курару», «АукцЫон», «ДДТ», Майка Науменко, группу «Зоопарк». Слушаю инди, джаз, классическую музыку.
Современная культура диктует клиповое мышление, скользящий серфинг — неглубоко, быстро, без задержек. А я остаюсь радикально статичным, не гонюсь за временем. Смотрю не за горизонт, а под ноги, всматриваюсь в собственный быт.
— В числе тех картин, которые можно увидеть в арт-галерее Taimeless в Таормине, «Желтый фронт». Там изображена красная обезьяна с бананом, и создается ощущение, что вас вдохновлял Уорхол.
— Нет, моя работа надергана из разных моих проектов. Лет десять назад была выставка в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре, где висели и мои картины с животными. Когда у меня родился сын, я начал покупать ему пластиковые игрушки фирмы, которая сотрудничала с зоопарком. Купил несколько обезьян и стал их срисовывать (на фото).
— Итак, обезьяны появились благодаря сыну. Кстати, сколько ему лет?
— Александру 14. Взрослый парень. Третий год живет один в спортивном интернате и гоняет в хоккей. Он в команде Самары.
— Возвращаясь к вашим работам. Еще в Таормине можно увидеть «Финскую кухню». Как родилась эта работа?
— Там девушка кофе варит. И еще нарисован план кухни. Эту работу я сделал в 2009 году. Может, вдохновлялся икеевскими кухнями? Они тогда в Калуге были в диковинку. Обычно я придумываю историю, а дальше рисую, и идет чисто механика. Это интересно, напоминает путешествие, и ты не знаешь, куда оно тебя заведет.
— Еще вы любите делать инсталляции на бетоне?
— Я делаю форму из бетона. Это такие декоративные штучки, объекты, их можно в комнате держать. Создал серию работ «Пираты Ватикана». Пиратские головы, флаг, с которого смотрит «Веселый Роджер». И это не про смерть, а про веселье.
— Обложкой книги «Модель для сборки» Хулио Кортасара стала ваша картина с группой Rammstein. Почему именно этих рокеров выбрали?
— Это был проект с галеристом Рене из Таллина. Мы с ним делали выставку в Минском музее и придумали, что будут картины, как обложки к известным книгам. Были «Три сестры» Чехова, а еще Керуак, Томпсон, Лимонов. Ну и обложка к «Модели для сборки» Кортасара. У группы Rammstein есть фотография, где они стоят и слушают радио. Почему-то этот снимок пришел мне в голову. Кстати! Солист Rammstein Тилль Линдеманн купил у меня одну из картин.
— Так, с этого места поподробнее!
— Я тогда работал в галерее «Триумф» в Москве на Ильинке, а они сотрудничали с дизайнером интерьеров рыбного ресторана. Там висели картины, в том числе и моя. И Тилль увидел и купил мою работу. Узнал я об этом случайно. Та картина называется «Китайский урок пения». Холст, акрил. Сидят два рыбака и держат улов: ну типа рыбу научить петь.
— У вас интересные подписи к работам. Например: «Восстановленная по памяти старого деда» — обложка к чеховским «Трем сестрам». Сами придумываете?
— Конечно. Мне нравится читать. Особенно люблю писателей, которые чувствуют язык: Набоков с его ранними романами, Бабель. Они слово к слову приделывают так, что появляется другая энергия. А подписи к картинам — это как игра. Слова дополняют действие. Я выражаю ими то, что не могу донести изобразительно. Получается что-то вроде музыки без слов. Не песня, а просто звуки. Порой пробовал подписи на картинах ставить, но получается слишком декоративно.
— У вас есть работа, которую вы так любите, что ни за какие коврижки не продадите?
— Раньше была. Нарисована на холсте простым зеленым карандашом. Там елки, и люди то ли молятся на них, то ли пьют. Эта работа легко шла, не вымучивалась. Но мне уже давно ничего не жаль. Интереснее сам процесс. Работу сделал — и уже все, она как бы не твоя. Бывают работы, которые мне нравятся сильнее, но я их просто подороже продаю.
