Смотреть в глаза Николаса Кейджа, вот уже много лет провоцирующего зрительниц на возглас "Горемычный ты мой!", уже тяжело, но режиссер Алекс Пройас аккуратно напоминает, что некогда этот актер получил-таки "Оскар" за роль алкоголика. Герой "Знамения" астрофизик Джон Кестлер выпивает по вечерам бутылку-другую виски, но утром, потирая опухшее лицо, возит в школу детей (своего и соседских) и интересно рассказывает студентам о взаимоотношениях Земли и Солнца, используя для наглядности мячи - синий и желтый.
Именно этому человеку выпадет честь расшифровывать цифровое послание, которое 50 лет назад положила в капсулу мрачная девочка Люсинда и которое на школьном празднике досталось Калебу Кестлеру. Сын принес исписанный цифрами листочек домой, а папа догадался, что числа означают даты катастроф и число погибших. Позже старенькая учительница Люсинды, подливая в свой холодный чай водку, расскажет, что девочка говорила о "шептунах", диктовавших ей в ухо цифры. И Кестлер-старший увидит на листке предсказание трех будущих катастроф, одна из которых должна уничтожить планету, роль которой на его уроках играл синий мячик.
"Знамение" - фильм очень обстоятельный и густой: режиссер уделяет внимание проходным персонажам, приучая зрителя также всматриваться в них. Это умение окажется важным к финалу картины, когда она, побыв немного фильмом-катастрофой, в последних кадрах превратится в притчу. Пройас готовит аудиторию к этому превращению также более чем обстоятельно, умело пробуждая страх - как обычный, привычный, заставляющий при просмотре новостей говорить: "Какой ужас", так и глубинный, необъяснимый. Первый вызывается мастерски сделанными сценами крушений самолета и поезда, второй - наблюдением за действиями неземных "шептунов": камера то берет крупным планом их медленно движущиеся грубые ботинки, и это страшно, то демонстрирует голубой свет, рвущийся из их ртов, что тоже не успокаивает. А в нужный момент за кадром начинает звучать любимая кинематографистами Седьмая симфония Бетховена, сопровождавшая сцену дорожного происшествия в "Запределье", украшавшая "Необратимость" Гаспара Ноэ, чей слоган был: "Время уничтожает все". Все это не может не вызвать уважения к режиссеру, столь упорно подводящего к двум главным сценам "Знамения", что это напоминает проповеди писателя Михаила Веллера о неотвратимости гибели человечества. Пройас, правда, дав насладиться сценой мегакатастрофы с условным названием "Нет больше вашей Америки", сразу же взывает к духовности, апеллирует к Библии и намекает, что выход из безнадежного положения находится там же, где и вход. Но выглядит это не утешением, а окончательным прощанием с обитателями Земли. И донельзя уместным оказывается наличие в фильме скорбного Кейджа: все понимает, но сделать ничего не может.
